Алексей Уразов - Время перемен [litres]

И хотя в прессе договор был назван «победой Великобритании» и «соглашением, закрепившим новое военное мышление ядерного века» [115] The Middle Eastern Journal 1954. Vol. 8. P. 446. , в локальном масштабе такой исход событий стал серьезным элементом, подрывающим положение Великобритании в регионе.

В публичных выступлениях Г. А. Насер не скрывал, что упразднение военной базы Великобритании в зоне Суэцкого канала для революционного Египта – это вопрос стратегической важности. Однако речь шла и об идейной состоятельности насеризма как политической доктрины развития. На страницах своей программной работы «Философия революции» лидер Египта от лица народа подчеркивал, что «мы начали изгнание англичан, потому что их присутствие на нашей земле сказывается на процветании нашей Родины и сбивает нас с верного пути <���…> политической и экономической свободы» [116] Nasser G. A. Egypt’s Liberation. The Philosophy of the Revolution. Wash., 1955. P. 71, 76. . Такое красноречие недвусмысленно говорило о политическом настрое официального Каира.

Окончательно текст договора подписан 19 октября 1954 г. в Каире. Действительным он должен был считаться в течение семи лет с момента подписания его сторонами. Документ полностью аннулировал статьи англо-египетского соглашения от 26 августа 1936 г. Статьи 4 и 5 предусматривали право Великобритании пользоваться инфраструктурой и портами Египта в случае «нападения извне». В категорию «нападающего» не включались страны Арабской Лиги и Израиль, – это было оговорено в приложении к договору. Согласно статье 7 право технической остановки с целью ремонта и дозаправки на территории Египта имели ВВС Великобритании [117] British Foreign Policy: some relevant documents (Jan. 1950–Apr. 1955). Greenwood, 1978. P. 77–80. .

При том, что договор юридически закреплял процесс ухода Великобритании из Египта, срок 20 месяцев, который оговаривался в договоре, предоставлял Англии время для дипломатического маневра. Дальнейшие события показали, что Великобритания предприняла такого рода попытку.

В одном из частных писем У. Черчилля президенту США Д. Эйзенхауэру английский премьер-министр писал: «Мы дошли до той точки, когда нам уже не страшен ни Нагиб, ни мы сами» [118] The Churchill-Eisenhower correspondence, 1953–1956. North Carolina, 1990. P. 33. . Эта фраза хорошо иллюстрирует перелом в политическом видении картины региона, который произошел с правящей английской верхушкой и с самим У. Черчиллем, представителем еще довоенной формации политиков. Осознав невозможность силового решения вопроса в пользу Великобритании, Черчилль в одном из разговоров с министром иностранных дел Иденом сказал: «Если мы не в силах навязать свою волю, мы должны вступить в переговоры» [119] Ritchie Ovendale Egypt and the Suez base agreement // The foreign policy of Churchill’s peacetime administration (1951–1955). Leicester, 1988. P. 139. .

Можно полагать, что англо-египетский договор июля— октября 1954 г. стал знаковым для английской внешней политики в регионе. Именно с момента его подписания Англия начинает поиск новых путей сохранения своего статуса в регионе, что на практике означало вписывание британских внешнеполитических устремлений в новый ближневосточный контекст, в котором события уже стали развиваться по американскому сценарию.

Вашингтон в этот период интересовали прежде всего условия военных соглашений с Пакистаном и Ираком. Военный договор с Пакистаном США подписали 19 мая 1954 г. [120] Documents and speeches on Commonwealth Affairs, 1952–1962. ed. by N. Mansergh, A. D. Lift. Oxford, 1963. P. 440–443. , аналогичный договор с Ираком – 21 августа того же года [121] Foreign Relations of the United States, 1952–1954 P. 493, 513. . Договор с Ираком имел более важное для Вашингтона значение, в первую очередь с точки зрения заполнения «вакуума силы» на территории между Турцией и Пакистаном. Хотя официальный Вашингтон предостерег Ирак в июле 1954 г. от поспешных шагов по присоединению к создаваемому Северному Ярусу Обороны, по дипломатическим каналам прямое предложение вступить в новый блок прозвучало от Берри, посла США в Ираке 17 февраля 1954 г., т. е. еще до подписания официального пакистано-турецкого договора [122] Ibid. P. 486. .

Таким образом, Вашингтон de facto создал предпосылки для расширения количества участников Северного Яруса Обороны до трех государств. Включение Ирака во внешнеполитическую орбиту США объективно соответствовало плану Дж. Ф. Даллеса по постепенному вхождению в блок представителей арабского Ближнего Востока [123] Eisenhower D. D . Mandate for change (1953–1956). N.Y., 1963. P. 150. . В качестве демонстрации реальности своих намерений в отношении стран Ближнего Востока в бюджет 1954 г. Белый дом заложил 194 млн долл. на оказание технической помощи странам региона [124] US Congress, House of Representatives, Committee on Foreign Affairs. Mutual Security Act. 1954. P. 45. .

Новый вектор в международных отношениях Ближневосточного региона набирал силу по мере осознания Египтом своих притязаний на региональную гегемонию. Начавшиеся в августе 1954 г. переговоры между представителями Египта и Ирака не стали откровением для стран Запада (ЦРУ уведомляло Госдепартамент США об этих намерениях Египта еще в мае 1954 г. [125] Foreign Relations of the United States, 1952–1954. Ibid. P. 509. ). Однако сама заявка Каира на построение альтернативной модели безопасности в регионе на базе автохтонного союза и без всякого вмешательства со стороны Запада уже говорила о многом. На более раннем этапе в Госдепартаменте считали, что о своем истинном отношении к проекту создания Северного Яруса Обороны Египет даст понять только после окончания англо-египетского спора о базах в районе Суэца. В то же время США положительно оценили перспективы присоединения Египта к модели. Однако решение спора не принесло ясности, а скорее приумножило непредсказуемость действий Каира.

В ходе переговоров иракского принца Нури Саида и египетского министра госбезопасности Салаха Салима были озвучены идеи создания Коллективного оборонного арабского пакта согласно статье 51 устава ООН (гарантирующей право на коллективную самооборону) при условии возможности вхождения в него государств из других регионов [126] Waldemar J . Gallman Iraq under General Nuri. My recollections of Nuri al-Said, 1954–1958. P. 23. . План Нури, поддержанный Салимом, хотя и говорил о возможности вхождения в него стран Запада, однако изначально ограничивал их участие техническим содействием. По параметрам план Нури предполагал фактическую замену модели Северного Яруса Обороны на базе пакистано-турецкого соглашения схожей моделью, но на базе египетско-иракского соглашения. Проект невольно напоминал идею Ближневосточного командования. Блок официально носил антикоммунистическую направленность [127] Ibid. P. 24. .

В итоге план не имел в краткосрочной перспективе ничего негативного для стран Запада, вопрос заключался скорее в престиже и статусе Египта и Ирака [128] Госдепартамент и Форин-офис рассматривали этот проект региональной системы безопасности как взаимодополняющий Северный Ярус Обороны. Вопрос о противодействии этому проекту ни в Вашингтоне, ни в Лондоне не поднимался (FRUS, 1952–1954. Vol. IX. P. 548). . Однако даже на этом примере видны ростки тенденций к размежеванию в регионе, которые достигнут пика в ходе затяжного Ближневосточного кризиса 1956–1958 гг.