Дмитрий Медведев - Уинстон Черчилль. Личность и власть. 1939–1965

— Я не чувствую, что управляю мировыми делами, — признался он своему врачу утром 25 июня.

По мере того как он говорил, его речь становилась все более неразборчивой. Он вновь захотел провести заседание кабинета, но Моран выступил против, переубедив неугомонного пациента [165].

Близкому окружению пришлось изрядно потрудиться, чтобы сохранить ухудшение здоровья премьер-министра в тайне. В начале июля Черчилль должен был отправиться на конференцию на Бермуды с участием президента США и премьер-министра Франции. К этой встрече на высшем уровне было приковано внимание множества журналистов, аналитиков и государственных деятелей всего мира. По понятным причинам конференцию пришлось перенести.

Чтобы максимально ограничить доступ к премьеру, было принято решение перевезти его в Чартвелл. В то время Даунинг-стрит еще была открыта для прохода граждан, поэтому существовал риск, что кто-то из зевак заметит нездоровье премьера. Но все сложилось удачно. Черчиллю хватило сил самостоятельно выйти из здания и сесть в автомобиль. Однако за время поездки парализация левой части начала прогрессировать, и к моменту приезда в Чартвелл глава британского правительства уже не мог передвигаться самостоятельно.

За все семь лет, что велась работа над «Второй мировой войной», еще никогда вероятность остановки этого масштабного проекта не была столь велика, как в конце июня 1953 года. Разбитый параличом после третьего инсульта, Черчилль вел борьбу не за выкраивание времени для своего литературного начинания, не за использование того или иного документа и его согласование с правительством, не за гонорар и условия публикации — он боролся за свою жизнь.

К вечеру 25-го числа состояние Черчилля ухудшилось еще больше. Светлый период завершился. Колвилл вспоминал, что премьер был парализован практически полностью. На самом деле до полной парализации еще было далеко. Но состояние политика действительно вызывало серьезные опасения. «Не уверен, что премьер-министр переживет эти выходные», — признался Моран в беседе с секретарем в пятницу 26-го числа [166].

Положение достигло критической отметки. Необходимо было рассмотреть варианты смены главы правительства. У Черчилля уже давно был преемник — Энтони Иден. Но по странному стечению обстоятельств Иден упустил свой шанс. В то время, когда Черчилль боролся за жизнь в Чартвелле, глава внешнеполитического ведомства находился на операционном столе в Бостоне. Эта была уже третья операция за последние несколько месяцев [64], и шансы Идена на выздоровление были не выше, чем у его босса.

Если бы Черчилль скончался, то из-за болезни Идена и невозможности назначения его на пост премьер-министра Корона столкнулась бы с серьезной конституционной проблемой. Колвилл поставил в известность личного секретаря монарха Алана Фредерика Ласелля (1887–1981), что в понедельник (29 июня), возможно, придется решать вопрос о назначении нового главы правительства. Было принято решение сформировать при неблагоприятном развитии событий правительство переходного периода во главе (номинально) с лордом-президентом Совета Робертом Артуром Джеймсом Гаскойн-Сесилом, S-м маркизом Солсбери (1893–1972), внуком 3-го маркиза Солсбери (1830–1903) [65]. После выздоровления Идена Солсбери должен был передать бразды правления министру иностранных дел [167]. Среди других претендентов на власть выделялся канцлер Казначейства Ричард Остин Батлер. Впоследствии он дважды — в январе 1957 и в октябре 1963 года — будет иметь возможность возглавить правительство. Но по его собственным ощущениям, самый лучший шанс занять пост премьер-министра был у него летом 1953 года [168].

Несмотря на парализацию, Черчилль мог, хотя и неразборчиво, медленно, с большим трудом, говорить.

— Посмотри, насколько неуклюжа моя рука, — сказал он, обращаясь к доктору во время осмотра 26-го числа. — Переложив сигару в левую руку, он попытался поднести ее к губам. — Да, очень слаба.

Затем он попытался дотронуться кончиками пальцев до кисти врача.

— Два дня назад я хотел провести заседание кабинета. Сейчас я не в состоянии это сделать, — с грустью констатировал политик.

Тем временем Моран совместно с Брэином подготовил следующее заявление для прессы: «Премьер-министр на протяжении длительного периода времени исполнял без отдыха тяжелые обязанности, в результате у него произошло нарушение мозгового кровообращения и начались приступы головокружения. Мы рекомендовали премьер-министру отменить визит на Бермуды и взять отпуск продолжительностью не меньше месяца».

Заявление врачей не было опубликовано в предложенной редакции. Батлер и Солсбери внесли коррекцию, согласовав ее с Черчиллем. Общественности сообщили следующее: «Премьер-министр на протяжении длительного периода времени исполнял без отдыха тяжелые обязанности, и сейчас ему необходим полный покой. Мы рекомендовали премьер-министру отменить визит на Бермуды и сократить нагрузку, по крайней мере, на месяц» [169].

Окружение Черчилля пошло на большой риск, прикрывая недееспособность своего босса. Моран возражал против такого поведения, считая, что в подобных вопросах с «общественностью необходимо вести себя честно» [170]. Что, если Черчилль через несколько дней прикажет долго жить? Как тогда объяснить народу последнее заявление? Но Батлер и Солсбери мыслили в рамках политических реалий. Раскрытие истинного положения дел означало проведение целого комплекса мероприятий, связанных с передачей власти и перестановкой на высшем уровне. Несмотря на наличие запасного плана, а также учитывая слабое состояние Идена, никто из руководителей Консервативной партии не хотел в тот момент предпринимать резких движений. Им было легче верить в то, что Черчилль поправится, чем взять на себя ответственность за принятие скоропалительных, непростых, но долгоиграющих решений.

Батлер и Солсбери были не единственные, кто стремился оставить происходящее в Чартвелле за закрытыми дверьми. Верный Джон Колвилл, получивший от премьер-министра «строгие указания» сохранять все в тайне, обратился к газетным баронам, с просьбой не распространяться о состоянии здоровья главы правительства.

На протяжении всей своей публичной жизни Черчилль всегда стремился налаживать, укреплять, сохранять и развивать отношения с представителями СМИ. Этот подход выручал не раз, давая возможность выступать с защитой своей точки зрения. Культивируемые годами связи помогли и в этот критический момент. Владельцы изданий, к которым обратился личный секретарь премьер-министра, были друзьями Черчилля: Брекен, Бивербрук и Камроуз. По просьбе Колвилла они все незамедлительно приехали в Чартвелл и согласились использовать имеющиеся в их распоряжении ресурсы для неразглашения информации о прошедших в последние дни переменах [171].