Дмитрий Медведев - Уинстон Черчилль. Личность и власть. 1939–1965

Несмотря на все желание пациента, процесс выздоровления был медленным, да и состояние не отличалось стабильностью. То Черчилль жаловался, что в его голове теперь «пусто», то в тот же самый день мог начать цитировать по памяти любимые произведения Генри Уодсворта Лонгфелло (1807–1882). Когда Моран спросил его, как давно он читал эти стихи, Черчилль ответил:

— Пятьдесят лет назад.

Врач был поражен.

— Погодите-ка минуточку, — произнес он и стал осматривать книжные полки в поисках томика Лонгфелло.

Найдя сборник стихов, он попросил Черчилля продолжить декламацию. Во фрагменте из трехсот пятидесяти слов политик, меньше двух недель назад переживший удар, ошибся всего несколько раз, используя неверные слова. Например, священники у него стали монахами, а лампады — свечами.

— Инсульт не затронул вашу память, — сказал потрясенный доктор.

Черчилль приободрился и улыбнулся [181].

Двадцать первого июля к Черчиллю приехал Колвилл. Он отметил, что у премьер-министра «значительно улучшились способности к концентрации». Еще через пять дней он констатировал, что его шеф «восстановился самым удивительным образом» [182]. В тот же день — 24 июля — после ланча с Колвиллом Черчилль направился в Чекере. Он смог сам дойти до автомобиля и хорошо перенес переезд в загородную резиденцию. В Чекерсе он пробыл несколько недель, дав возможность персоналу Чартвелла отдохнуть после напряженного месяца.

Покидая свой дом, Черчилль попозировал перед фотографами. И при этом весьма удачно, а главное — своевременно. Несмотря на негласный запрет обсуждения здоровья главы правительства в газетах, в Лондоне все равно ходили слухи о его недееспособности. Особенно отличились зарубежные издания, время от времени сообщавшие читателям о том, что последний из оставшихся в живых участников Большой тройки парализован и не может исполнять свои обязанности. Появление перед публикой позволило опровергнуть эту информацию. Впоследствии Черчилль будет часто обращаться к подобному приему, представая перед публикой в моменты максимальной концентрации своих жизненных сил и хорошего самочувствия. Правда, такие моменты наступали с каждым годом все реже и длились все меньше.

На следующий день после переезда в Чекере премьер-министра осмотрели Моран и Брэин. Мнение Брэина было однозначным: Черчилль «восстановился физически на 90 процентов». Невролога, правда, беспокоило, что у пациента, несмотря на быструю поправку, оставалась проблема с концентрацией. «Я не люблю концентрироваться, кроме тех случаев, когда возбужден или раздражен», — заметил на это Черчилль [183].

Через неделю после консилиума начался новый этап выздоровления, который был отмечен аудиенцией у монарха в Виндзоре. Шестого августа в Чекере приехала многолетняя подруга Черчилля Вайолет Бонэм Картер (1887–1969). С момента их первой встречи на одном из приемов прошло больше сорока лет. Тогда Черчилль был в возрасте тридцати одного года — он был молод, подавал большие надежды, занимал первый в своей жизни официальный пост заместителя министра по делам колоний. Теперь он возглавлял правительство. Позади остались две мировые войны, многочисленные битвы на политической арене, уход в тень Либеральной партии, которую в свое время возглавлял отец Вайолет Герберт Генри Асквит (1852–1928), а на сцене появились новые политические силы и новые проблемы.

Старый друг произвел на Бонэм Картер благоприятное впечатление. У него был здоровый цвет лица, передвигался он, хотя и опираясь на трость, но «совершенно неплохо». «Ты знаешь, я был парализован, — поделился он. — Я не мог ходить. Я не испытывал боли, просто такое ощущение, будто на одну часть тела положили что-то очень тяжелое. Сейчас я могу пошевелить пальцами рук и ног». Во время ланча Вайолет обратила внимание, что порой ее собеседник говорил с трудом, а его рот «немного искривлялся». Еще она заметила, что время от времени Уинстон «неожиданно и без всякой причины злился, словно испорченный ребенок». Но эти периоды были кратковременны. Перед сеансом массажа Черчилль повел свою подругу к рыбкам, которые содержались в четырех аквариумах. «Вновь я осознала его неизменное детское начало, — записала вечером в дневнике Бонэм Картер. — Его страсть к своим игрушкам» [184].

Восемнадцатого августа — спустя восемь недель после злополучного удара — Черчилль провел свое первое после выздоровления заседание правительства. Очевидцы вспоминали, что все прошло хорошо. Премьер сохранял вовлеченность на протяжении обсуждения всех вопросов, отмеченных в повестке дня, а последних было немало. Но несмотря на такие подвиги, Черчилль был еще слаб. Заседание его вымотало. Мэри Соамс была поражена усталым видом и серым цветом лица своего отца [185].

Для полного выздоровления требовалось время. Хотя порой Черчилль пребывал в ударе и, как констатировал его врач, выглядел лучше, чем до приступа [186]. Хорошим признаком было и то, что политик очень быстро вернулся к своему образу жизни. Не только к курению сигар, но и к вкусной еде и напиткам. «Хотя моя болезнь и могла завершиться летальным исходом, даже она не в состоянии лишить меня сытных блюд и пинты шампанского», — сказал он Вальтеру Грабнеру, подливая шампанское себе в бокал [187].

В чем же секрет этого человека грузного телосложения с множеством пагубных для здоровья привычек? Сам Черчилль объяснял свое долголетие тем, что он «никогда не стоял, когда можно было сидеть, и никогда не сидел, когда можно было прилечь» [188]. Своему врачу он признавался, что «не любит стоять, за исключением тех случаев, когда произносит речи» [189].

Неужели все дело в том, чтобы отдыхать не после, а до переутомления? Не только. Несмотря на приведенные высказывания, на самом деле наш герой вел довольно активный образ жизни. Он постоянно куда-то ехал, что-то отстаивал, над чем-то работал, к чему-то стремился. Он никогда не останавливался — все время искал и дерзал. Кроме того, Черчиллю повезло. Природа наделила его не только хорошей памятью, цепким умом, но и огромным запасом энергии, которая позволяла ему достигнуть так много в столь многом.

Наглядным подтверждением его жизнестойкости является то, как он проводил время, приходя в себя после инсульта. Несмотря на то что больше всего от удара пострадал мозг, он обратился к одному из своих увлечений, которое требует активности именно этого органа, одновременно и утомляя и разрабатывая его, — к чтению.

Как и большинство людей, склонных к изложению своих мыслей, опыта и размышлений в письменном виде, Черчилль обожал книги. Но нагрузка на политической ниве, а также работа над очередным сочинением, требующая прочтения большого корпуса источников по описываемой тематике, оставляли не так много времени для чтения ради удовольствия. И тем не менее он старался использовать любую возможность, чтобы уединиться с книгой. Так, когда Сесил Скотт Форестер (1899–1966) прислал Черчиллю очередной роман о вымышленном офицере Королевского флота Горацио Хорнблоуэре — «Лорд Хорнблоуэр», политик проглотил это произведение буквально за сутки. В письме автору он указал только на один недостаток — объем. Роман показался ему слишком коротким. «Это упущение, если я могу так выразиться, характерно, по моему мнению, для всех ваших сочинений на эту вдохновляющую тему» [190].