Владимир Бушин - Покаяние Владимира Путина

Вечером 1 марта 2019 года телеканал «Культура» показал передачу «Линия жизни», посвященную памяти умершего в этот день Жореса Ивановича Алферова, прекрасного человека, большого ученого, одного из тех, кто держит на своих плечах небосвод России. Я смотрел и приходила мысль: «Как же так? Его облик, его голос, он шутит, смеется, ходит… Где же смерть?» А она была…

Прекрасная передача! Как свободно и легко Жорес Иванович держался, какая прекрасная русская речь с улыбкой, с юмором! А главное, ни в чем не схитрил, ни разу не уклонился от вопроса из зала, ничего не утаил…

— Назовите вашу самую любимую книгу.

— Ну, это трудно…

Помню, однажды уже в нынешнюю либеральную пору писателя Г. спросили, какую книгу он взял бы с собой в космическое путешествие. Он тотчас ответил: «Библию!» Ну да, ну да… «Москва! Звонят колокола…»

А Алферов задумался. И все-таки назвал, но не одну, а три книги — великий «Тихий Дон», «Поднятую целину» и «Два капитана» Каверина.

— Какая из ваших многочисленных наград вам всего дороже?

Тоже вопрос непростой. В советское время отношение к наградам было серьезное. И даже «Знак почета», последний в иерархии наших орденов, ценился высоко. Жорес Иванович и назвал его — самую скромную, но первую эту свою государственную награду. А потом — орден Ленина и Ленинскую премию. Но ведь у него все четыре степени и нынешнего ордена «За заслуги перед Отечеством». Назвал, конечно, и Нобелевскую премию.

— Великий ученый Ньютон верил в Бога. А вы верите?

Сейчас этот вопрос почти так же неизбежен, как когда-то «Вы за „Динамо“ или за „Спартак“?» И хотя ныне власть уверяет нас, что она и все ее представители без Бога ни до порога, при том, что иные из них отбывают сроки за взяточничество, а других это ждет, хотя уверяют, что и мы все тоже сплошь верующие, а быть неверующим даже вроде и неприлично, — несмотря на все это Алферов спокойно, внятно и с достоинством ответил:

— Я атеист… А верование Ньютона не имело никакого отношения к его великому вкладу в науку.

— А как вы относитесь к женщине, к вопросу любви?

— Как Ньютон и как все присутствующие в зале мужчины. То есть у ученых никакого особого научного отношения тут нет.

Я знал об Алферове, когда он был еще кандидатом наук, позже на непредсказуемой тропе жизни довелось и встретиться, познакомиться. Виделись, перезванивались, иногда наши суждения о чем-то не совпадали, например о рассказе Солженицына «Матренин двор». Я писал об этом в «Завтра». Но мы были одного поколения, одного воспитания, общей советской судьбы, и взгляды у нас были общие, сердца наши бились согласно.

Однажды в телефонном разговоре вдруг обнаружилось, что наши дачи совсем близко. Договорились, что мы с женой посетим их в какой-то недалекий день. Но через полчаса после разговора вдруг звонит: «Собирайся, я послал за вами машину. Мы с Тамарой ждем вас». Через тридцать минут мы были у них. Незабываемый летний вечер…

А сейчас, числа двадцатого февраля, зная, что Жорес Иванович в больнице, я позвонил Тамаре Георгиевне узнать, как дела. Она как раз ехала домой после долгого сидения у его постели в больнице. Сказала, что состояние тяжелое, ведь Жорес упал и сломал три ребра, но он же такой упрямый, упорный, и так любит жизнь…

Увы… Я немного старше, и он однажды сказал: «Хоть бы дожить до твоих лет…» Увы…

В Интернете появилось сообщение, что перед смертью Жорес Иванович написал письмо президенту. Что мог написать большой русский ученый главе государства, который окружил себя школьными преподавателями физкультуры и дзюдоистами, коим покажи портрет Ломоносова, Менделеева или Курчатова, скажут: «Это Анатолий Борисович, Дмитрий Анатольевич и Ирина Яровая». А именно им, физкультурникам, Гарант поручил преобразовать трехсотлетнюю Академию наук, и они сделали это таким образом, что академики возопили со страниц «Советской России»: «Да это крепостное право! Но мы не рабы». А сам-то Алферов считал, что есть в России две вековечных субстанции, в жизнь которых государство не должно вмешиваться и что-то менять, — это Академия наук и церковь.

Что мог сказать главному властителю страны перед своим уходом человек, написавший книгу «Власть без мозгов». Власть, которая при виде оттока из страны тысяч и тысяч молодых ученых и специалистов ликовала: «Это доказывает их конкурентоспособность на мировом рынке труда!»

Что мог сказать советский патриот на прощанье человеку, двадцать лет сидящему на Боровицком холме, кроме одного: «Пора, мой друг, пора!..»

Пятого марта в Ленинграде состоялись похороны академика Жореса Ивановича Алферова. По гражданскому и научному статусу этого человека, хотя бы по тому лишь, что он был не только Героем Социалистического Труда, но и нобелевским лауреатом, власть должна была воздать ему последние почести самого высокого уровня, в том числе было обязательно активное участие в церемонии похорон первых лиц государства, их телеграммы соболезнования, речи на гражданской панихиде и т. д. А что мы увидели?

Пресс-секретарь президента сообщил, что Путин послал телеграмму родным. А где она опубликована? И чего стоят такие жесты президента после его телеграммы соболезнования по поводу смерти Валерии Новодворской, той самой свихнувшейся антисоветчицы, которая вопила, что «место русского народа у параши» и что она готова встретить цветами войска НАТО при вторжении в Россию. Неужели президент не понимает последствий таких своих акций? Ведь это была не личная телеграмма, стране объявили о ней именно как президентской, государственной.

А кто еще из высших лиц государства выразил соболезнование — Д. Медведев? В. Матвиенко? В. Володин?.. Не слышно. Правда, прислал телеграмму Михаил Горбачев. Какая ухмылка истории! Он, предатель, остался единственным нобелевским лауреатом страны!.. Что ж, будем считать, что его телеграмма вместо Медведева.

Однако телеграмма телеграммой, но почему же Путин не явился на похороны собственной персоной, как когда-то явился же в Хельсинки и возложил венок на могилу Маннергейма, как возлагал цветы и на могилу Собчака в Петербурге? Оказывается, в этот день президент был ужасно занят: готовился к встрече, а потом на глазах у всей страны и встретился с большим ученым — с кандидатом экономических наук Андреем Костиным, директором банка ВТБ. Обсуждали вопрос, говорят, на что еще ввести налог. Может, на похороны?

Так при такой занятости В. Путин мог бы вместо себя послать Медведева. Написал бы ему надгробное слово, обозначил бы, где пустить слезу, и послал. Нет, не нашел нужным!

Тогда — мадам Матвиенко, как когда-то на предвыборный поединок с Зюгановым послал мадам Нарочницкую, воспитанницу секретариата ООН.