Моше Левин - Советский век

В отношении Ленина гонения приняли более изощрен ные формы. Решение забальзамировать тело вождя, несмотря на резкие протесты членов его семьи, стало одним из центральных эпизодов причудливо-фантастичного сталинского сценария. Что касается «клятвы верности Ленину», произнесенной на заседании съезда Советов 26 января 1924 г. накануне дня похорон, то она вылилась в продолжительное шаманское действо. Сталин довольно сухо перечислил указания, которые Ленин якобы завещал партии, но торжественно и патетично «заверил» усопшего от имени всех партийцев, что партия будет им следовать свято и беспрекословно.

Сегодня, когда мы лучше понимаем истинное отношение Сталина к Ленину, становится очевидным, что этот «апофеоз скорби» и сусальной верности вовсе не был жестом искреннего уважения, а являлся «стартовым запуском» собственного культа. Как сразу же отметили некоторые противники Сталина, в клятве ничего не говорилось о положениях и идеях подлинного завещания Ленина. «Клятва» была произнесена для собственного блага и по сути дана не партии и стране, а самому себе.

Сталинизм и синдром ереси. Апеллирование Сталина к символике православной церкви также хорошо известно. Иностранные биографы «отца народов» неоднократно отмечали этот факт, обращая внимание на литургическую форму «клятвы». Возможно, речь в форме литургии явилась следствием его обучения в православной семинарии, где Сталин получил свое единственное образование. Влияние религиозных форм на построение структуры власти еще раз проявится позднее, когда Сталин заставит поверженных политических врагов проходить через ритуалы исповеди и покаяния, с точки зрения здравого смысла в данных обстоятельствах совершенно бессмысленные. Прощенный грешник все равно оставался грешником. Исходя из религиозного контекста действий Сталина следует уделить внимание его концепции ереси, а также ее использования в политике. Эквивалентом «греха» при сталинизме стали всевозможные «уклоны», которые нужно было искоренять, подобно отклонениям от господствующих религиозных догматов.

«Синдром ереси» - подходящий термин для сталинской пропаганды, для ее многочисленных ритуалов и неумолимо го преследования тех, кто имел (или, возможно, мог иметь) убеждения, отличные от сталинской «тотальной» веры. В одной из речей Сталин «объяснит» это в своей характерной манере: «уклон» возникает тогда, когда любой из правоверных партийцев начинает «испытывать сомнения». В связи с этим позвольте мне процитировать слова Жоржа Дюби, изучавшего причины возникновения ереси и ее модификации, появившиеся в Средние века - период, когда для блага конформизма были выработаны изощреннейшие методы выкорчевывания инакомыслия.

«Мы видели, что церковь стимулировала появление ересей, указывая на них и проклиная. Но мы также должны добавить, что церковь, карая, поскольку речь шла об охоте за людьми, создавала целый арсенал, который затем обретал собственную жизнь и который часто оживлял ереси, казавшиеся побежденными. Историки должны обратить пристальное внимание на эти контрольные органы и специалистов, составлявших их персонал, которые часто были раскаявшимися и получившими прощение еретиками. Преследуя и карая людей, церковь также порождала особый умственный настрой: страх ереси, распространенное среди верующих убеждение, что ересь лицемерна, поскольку она скрытна, и, как результат, то, что она должна быть выявлена любой ценой и любыми средствами. С другой стороны, подавление ереси провоцировало различные способы ее проявления в качестве инструмента сопротивления и контрпропаганды; и действовали они очень долго... Позвольте нам также показать, гораздо более открыто, политическое использование ереси, еретических групп в качестве козла отпущения, в любых желаемых смешениях в каждый данный момент» [9] 9 Duby G. Heretics et Sociétés // L'Europe pre-industrielle,Xie-XII-e siècles. Paris. 1968, P. 404 .

Этот анализ, относящийся к Средним векам, звучит так, словно разговор идет о сталинизме и его «чистках». Преследование ереси являлось основной составляющей стратегии Сталина и становления его культа. Использование термина «культ» в том же значении, как, скажем, в католицизме и православии, оправданно. И не только потому, что речь идет не просто о приписывании сверхчеловеческих качеств верховному правителю. А также вследствие факта, что фундаментом технологического построения данного культа являлось преследование «ересей», которые, конечно же, изобретались и подавались Сталиным таким образом, будто бы система не могла выжить без такого фундамента.

Демоны мщения и кары, выпущенные на еретиков, словно сторожевые собаки, на самом деле представляли собой оптимальную психологическую и политическую стратегию оправдания массового террора. Другими словами, террор не был результатом существования «еретиков»; «еретики» были выдуманы, чтобы оправдать террор, нужный Сталину. Параллель с церковными стратегиями станет еще более очевидной, если мы примем во внимание, что Троцкий был идеальным воплощением так называемого вероотступника для множества людей - верующих, безбожников, националистов и т, д. Одобрение его уничижения было данью лести и поклонения Сталину.Закоснелая ненависть к Троцкому даже после распада Советского Союза оказалась чрезвычайно распространенной среди современных сталинистов, националистов, антисемитов и мракобесов. Возможно, стоит задаться вопросом: не правильнее ли считать эту ненависть квинтэссенцией ненависти к «еретикам», «чужакам», свойственной социализму в целом? А может, она была присуща и интернационализму?Или антисемитизму? Внимательное изучение аргументов приверженцев Сталина показывает, что именно делает Троцкого столь ненавистным для многих представителей советской идеологии, которые редко подходили к тому или иному факту хотя бы с минимумом беспристрастности.

Помимо православной религии к культу Сталина взывали и другие явления прошлого. Сравнение Сталина с царем возникло не на пустом месте. В то же время решение строить «социализм в одной стране» (причем с заявлением, что «мы в состоянии сделать это собственными средствами») свидетельствовало, что идеологией можно манипулировать, направлять ее в сторону «великодержавного шовинизма», в котором Сталина и обвиняли его противники. Этот лозунг сразу стал чрезвычайно соблазнительным для аудитории, состоявшей главным образом из победителей Гражданской войны, даже до того, как он превратился в идеологический и политический наркотик. Господство над церковью, практиковавшееся самодержцами, было тесно связано с церковным символизмом, придававшим царской власти божественную легитимность.