Моше Левин - Советский век

При этом дело Сталина и его культ нельзя считать религиозным феноменом. Это была чисто политическая конструкция, позаимствовавшая и приспособившая к себе многие из символов православия, вне зависимости от того, как сам Сталин относился к религии и к психологическим условиям ее возникновения. Мне кажется, нет никаких данных, которые позволили бы ответить на вопрос о религиозности Сталина. Судя по всему, он был атеистом.

Надо обязательно понимать, что Сталин проводил последовательную политику превращения партии в инструмент контроля над государством. И это ясно из его «философии кадров». Маячивший ранее проект установления полного партийного контроля над государством был практически завершен к концу эпохи НЭПа, в 1929 г. Это логически следовало из по-гусарски лихого заявления Сталина, что «объективные трудности для нас не существуют». Подобная концепция роли кадров требовала больше, чем простая трансформация партии. В любом случае к этому времени РКП (б) сильно изменилась из-за массированного притока новых членов и изгнания убежденных оппозиционеров. Не говоря о значительном числе выходов из рядов партии, о которых официально не сообщалось.

Эта «лихорадка» обусловила расширение партийного аппарата, который ранее был небольшим и не представлял опасности для старых большевистских кадров, рано или поздно переходивших в открытую или молчаливую оппозицию к Сталину и его режиму личной власти. Маленький, но необходимый для налаживания четкой организационной работы, аппарат Центрального комитета, созданный в 1919 г., в то время не зависел от численности членов партии. Однако в руках Сталина, особенно после того как в апреле 1922 г. он был назначен на пост генерального секретаря, аппарат начал играть другую роль.

Сталин обладал безошибочным ощущением градации власти. Если «старые большевики» предпочитали работать в государственной администрации (комиссариатах и других правительственных учреждениях), он усиливал контроль над Секретариатом ЦК - инструментом, необходимым для ассимиляции «сырых» новобранцев, для доминирования над партией и ее ветеранами. А им потребовалось время, чтобы осознать суть этого процесса. Известно, что до 1923 г. в отношении растущей мощи «машины секретариата» не высказывались ни критика, ни сожаления. Но довольно скоро стало понятно, что с помощью этой машины в соответствии с пожеланиями Политбюро мастерски комплектуются составы делегаций партийных конференций и съездов. Большинство историков готовы согласиться, что XIII съезд партии, на котором Сталина переизбрали генеральным секретарем, был «укомплектован» именно для решения этой задачи. Партия, в том виде, в котором ее знали ветераны и те, кто вступил в ее ряды в Гражданскую войну, быстро исчезала. Лишь так называемые партийные выдвиженцы были не просто «карточками» в картотеке, но «кадрами» - другими словами, работали и занимали определенное место в иерархии аппарата дисциплинированных функционеров.

Первое время некоторая видимость внутрипартийной демократии еще сохранялась, как в случае с Центральным комитетом, в течение нескольких лет продолжавшим избираться, заседать и принимать резолюции. Но вскоре и его состав был полностью выведен из-под контроля членов партии. Таким был путь, которым Сталину удалось претворить в жизнь свой «мастер-план» единоличного правления. Прежде всего он лишил партию возможности менять руководство путем выборов. Большевизм - это непременно надо подчеркнуть - имел такую возможность. Именно уничтожение механизма выборов стало необходимым предварительным условием сталинского успеха. И этот факт противоречит широко распространенному убеждению, что Советский Союз « управлялся Коммунистической партией». Колокол сталинизма прозвонил по всем существующим в то время политическим партиям, в том числе и по той, что находилась у власти. При Ленине еще существовало некое подобие однопартийной диктатуры. При Сталине правительство и партия проводили политику, которая предписывалась им как «кадрам», до тех пор, пока делали это удовлетворительно.

Все означенные сюжеты требуют подробного изучения.

Диктатура приходит под разными масками. Некоторые «однопартийные системы» сохраняют возможность вершить собственную судьбу или по меньшей мере формировать свое руководство. Когда этого нет, система представляет собой сцену, на которой действие как таковое отсутствует. Главные роли разобраны и разыгрываются представителями аппарата, правящего страной, а ими, в свою очередь, командуют «верхи». История советской системы безгранично интересна тем, что демонстрирует радикальные изменения в принципах власти, а не просто ее временные колебания. Именно это предстоит рассмотреть более детально.

Можно лишь поразиться тому, какой пристальный надзор и контроль требовались, чтобы эта сложная система находилась в рабочем состоянии. Если допустить, что некая всемирная страховая компания предложила свои услуги землянам, она, возможно, взяла бы за образец советский метод.

История государственной и партийной бюрократии на данный момент не описана достаточно отчетливо. Поэтому, характеризуя бюрократию, выделим лишь ее некоторые определяющие черты. Ради ясности будем употреблять одни и те же термины для обоих руководящих образований.

Государственная и партийная бюрократия в советских источниках именуется администрацией, а ее верхний эшелон (эквивалент так называемых менеджеров ) - управленцами. Для партийной администрации лучше всего подойдет название аппарат. Соответственно лицо, занимающее определенный пост в партийной администрации, - это аппаратчик. К сожалению, эти две категории не всегда можно различить с достаточно четкой определенностью, но в любом случае даже такая условная терминология, безусловно, принесет пользу. Мы уже упоминали, что в чрезвычайных обстоятельствах аппарат неизбежно создавал проблемы для всех членов партии. Жалобы на возрастающее неравенство верхов и низов раздавались уже в 1920 г., и это серьезно волновало как рядовых членов партии, так и ее вождей. Через несколько лет процесс расслоения завершился - для депутатов Советов всех уровней и для внешних наблюдателей это было очевидным фактом, однако для тех партийцев, которые, несмотря ни на что, оставались большевиками-ленинцами, стало шоком.

В бедственный 1920 г., к которому я еще вернусь в третьей части книги, вожди были серьезно озабочены проблемой расслоения, тем более что она вышла на страницы партийной прессы. В 1920-х неравенство и отсутствие демократии в партийных рядах явились одним из ключевых вопросов, поднятых оппозицией - это было время, когда оппозиция еще могла заявлять о себе более или менее открыто. Но попытки поговорить о насущных реальных проблемах натолкнулись на демагогический отпор со стороны государственной и партийной бюрократии. До конца 1920-х гг. (и позднее) борьба с бюрократическими тенденциями, так называемой бюрократизацией государственной администрации, официально инициировалась и внешне поддерживалась высшим партийным руководством - ведь в случае необходимости были нужны «козлы отпущения». Атаки же на бюрократизацию в самой партии были совсем иным делом, особенно когда критика раздавалась из среды последовательной оппозиции. Партия, насчитывающая к концу 1920-х гг. более миллиона членов и тысячи аппаратчиков, не могла не реагировать на бюрократизацию в собственных рядах, даже тогда, когда оппозиция была практически подавлена. Стало ясно, что любая администрация взимает дань, используя свое положение, даже если представляет собой эффективный рабочий инструмент.