Михаил Леонтьев - Крепость «Россия»

Двух-трех-четырехпартийная система представляется ее создателям весьма эффективной. Причем не только с точки зрения управления политическим процессом как таковым (а это для Кремля по-прежнему одна из приоритетных задач), но и в плане создания действующей и стабильной парт-системы, в рамках которой контроль над парламентом по очереди переходит от одной влиятельной партии к другой. Таким образом, рассуждают в Кремле, выборы в Думу из «судьбоносного выбоpa пути развития России» становятся рутинным определением приоритетов социально-экономического развития. «Чтобы было как в Америке», как выразился один «партстроительный» чиновник. В шутку, разумеется.

Предпринятое затем изменение выборной процедуры, собственно, и предназначалось для того, чтобы все-таки «было не как в Америке». После серии происшедших при поддержке Запада «цветных революций» Кремль всерьез обеспокоился возможностью экспорта «оранжевых технологий» в Россию. Лежащие в основе технологии «перехвата власти» методы (среди них создание «своей» оппозиции, вывод на улицу возмущенных, преимущественно молодежных, масс, оспаривание итогов выборов и др.), по мысли кремлевских политтехнологов, должны были оказаться по определению неприменимы к России. Стоит ли удивляться, что именно в этот период возник термин «суверенная демократия»…

Одновременно с выстраиванием партийной системы была отстроена выборная процедура (ведь демократия, как известно, это прежде всего процедура).

Во-первых, было создано и ежегодно шлифуется антиэкстремистское законодательство (экстремизм в России и без «оранжевых» угроз серьезная проблема): участникам выборного процесса◦— реальным и потенциальным◦— были обозначены рамки допустимого политического поведения. Во-вторых, были внесены поправки в избирательное законодательство (отмена графы «против всех» и порога явки избирателей), серьезно затрудняющие возможности для манипуляций процедурой и итогами выборов со стороны «побежденного меньшинства». Отныне можно сколько угодно призывать к бойкоту «нечестных выборов» и к голосованию против всех неугодных кандидатов◦— практического значения это иметь не будет.

«Средства массовой информации, особенно телеканалы, чрезвычайно эффективные с политической точки зрения, Путин поставил на службу государству, вырвав их из рук олигархов»◦— упрощенно действия Кремля вполне укладываются в эту не раз озвученную кремлевскими чиновниками шаблонную схему. «Равноудаление олигархов» по определению не могло не сопровождаться «равноприближением» к власти главного (помимо денег, разумеется) олигархического ресурса влияния◦— телевидения.

А поскольку процесс «собирания каналов» протекал одновременно с контртеррористической операцией на Северном Кавказе, характерные для военного времени элементы «фильтрации базара» не могли не отразиться на содержании поставляемой телеканалами информации.

Тем более что ТВ стало важным проводником «государственной точки зрения» на события в стране и мире.

Подведем некоторые итоги. Модель демократии, построенная в России при Путине, очевидно, по-прежнему далека от совершенства. И вовсе не потому, что в основных своих чертах она не похожа на те или иные западные образцы (последние ни образцами для нас, ни тем более «совершенствами» не являются). И даже не в силу того, что кто-то (сам Путин или «плохие бояре») эту демократию зажимает: субъективный фактор в истории всегда имеет место быть, но он не решающий.

Главная◦— содержательная◦— причина в другом: демократия в России по-прежнему напоминает здание, которое начали строить с крыши. Возможно, потому, что сама по себе демократизация середины 80-х◦— начала 90-х годов стала следствием не столько социальной активности «снизу», сколько порождением очередной «революции сверху»◦— взятого горбачевской «просвещенной бюрократией» курса на «демократизацию советского общества», «гласность» и «перестройку». В перестроечной эйфории, когда, собственно, и началось возведение этой замысловатой для России конструкции, о фундаменте и стенах как-то не подумали (не успели?), а потом и вовсе времени не оказалось.

Теперь обрушить уже имеющуюся «крышу», чтобы одним махом избавиться от нависшей (в буквальном смысле) проблемы, не просто жалко, это не просто «два шага назад»◦— это еще и весьма и весьма травмоопасно. Слишком большая и слишком «запущенная» страна, чтобы гадать на ромашке◦— «завалит или не завалит».

Между тем «фундамента» (например, в виде тяги людей к реальному самоуправлению) и «стен» (скажем, в виде мощных муниципалитетов, зависимых от граждан местных СМИ и общественных комитетов в защиту двора от точечной застройки) по-прежнему нет или они только начинают возникать. До тех пор пока ситуация такова, на месте отсутствующих «несущих конструкций» неизбежно будут возникать «опоры-времянки», сконструированные «просвещенной» (или не очень◦— какой есть) бюрократией. Либо в надежде на то, что когда-нибудь на их месте возникнет что-нибудь настоящее. Либо◦— просто для того, чтобы конструкция раньше времени не рухнула…

Впрочем, как говорят детские психологи, если ребенку не доверять что-то делать самостоятельно, он никогда ничему не научится. Правда, продолжают психологи, поначалу доверять нужно дозированно: так, чтобы дитя, не дай бог, не свернуло себе шею. Так и живем: бережем шею…

«Профиль» № 27 (535)

Все чаще горячие головы, причастные с госпиару, молвят: и Крым не по праву Украине отошел, и Южная Осетия «тяготеет» к России, и Грузия как государство «нежизнеспособно». Кажется, границы в рамках СНГ вот-вот начнут трещать по швам, да и само дитя Беловежской Пущи вряд ли долго протянет. Громких заявлений много, а серьезных прогнозов развития постсоветского пространства◦— ни одного.

А кто, собственно, может гарантировать, что и наши, российские, границы, и границы сопредельных государств -навеки? И «Профиль» решил пофантазировать…

Сохранится ли Россия через 15 лет в нынешних границах? Об отрицательном ответе на этот вопрос даже страшно подумать, хотя многие высшие лица государства не боятся открыто говорить, что сохранение суверенитета и территориальной целостности страны◦— главный вызов обозримого будущего.

Мы считаем, что утрата Россией своих территорий возможна лишь в результате некоего тотального социально-экономического коллапса. В этом случае распад вряд ли ограничился бы отдельными «кусками»◦— Южные Курилы, Чечня или Калининград. Хотя, не дай бог, случись такой коллапс, возможны всякие «варианты». В кратко- и среднесрочной перспективе на политическом горизонте пока, слава богу, не просматривается каких-либо осязаемых угроз, способных привести к такому катаклизму. Тем не менее есть ряд тревожащих факторов, которые, если дать им развиваться по нарастающей, могут составить угрозы. Есть и «мины замедленного действия», они могут «рвануть» при неблагоприятных условиях.