Игорь Иванов - Внешняя политика России в эпоху глобализации [Статьи и выступления]

Традиции российской дипломатической школы (выступление на Горчаковских чтениях, посвящённых 200-летию МИД России,
25 апреля 2002 года)

Уважаемые коллеги,
Дамы и господа,
Рад всех приветствовать в этом зале на Горчаковских чтениях, которые сами по себе становятся доброй традицией российской дипломатической школы, дают нам возможность для творческого осмысления различных аспектов внешней политики России. Сегодняшняя встреча вдвойне знаменательна, поскольку даёт по сути старт обширной программе мероприятий, посвящённых 200-летию Министерства иностранных дел России.
В последнее десятилетие обращение к ценностям и традициям прошлого стало одной из характерных черт общественно-политической и духовной жизни нашей страны. По существу во всех сферах наблюдается стремление восстановить утраченную связь поколений, вновь обрести твёрдую почву исторической преемственности.
Российская дипломатия не является в этом смысле исключением. Более того, углублённое изучение и переосмысление исторического наследия приобрели для всех нас практическое, прикладное значение, сыграв важную роль в формировании концептуальных основ современной внешней политики России.
Это – естественное и глубоко закономерное явление. В начале 90-х годов, на этапе сложнейших внутренних преобразований и кардинальных перемен на международной арене Российскому государству пришлось во многом заново определять свои внешнеполитические задачи и приоритеты. Это делалось, разумеется, не с чистого листа, а с учётом исторического опыта нашей дипломатии, её многовековых связей и традиций международного общения.
Ещё в середине XIX века один из первых историков русской дипломатии С.С.Татищев писал: "внешняя политика великого народа слагается не произвольно или случайно, а веками, в силу нужд и польз этого народа". Другими словами, внешняя политика творится не по чьей-то указке, а под воздействием особенностей геополитического положения, истории, экономики, культуры и религии той или иной страны. Именно этими объективными факторами предопределяются в первую очередь основополагающие национальные интересы государства, которые могут по-разному формулироваться, но во многом остаются неизменными на протяжении длительных исторических периодов. Примечательно, что на самых драматических, переломных этапах истории нашего государства российская дипломатия не раз обращалась к опыту прошлого в поисках ориентиров для решения внешнеполитических проблем своего времени. Так, после поражения в Крымской войне один из ближайших сотрудников нового министра иностранных дел Александра Михайловича Горчакова по его заданию провёл тщательный анализ внешней политики Петра I и Екатерины II. Во многом на основе этого анализа были сформулированы знаменитые принципы внешнеполитической "доктрины Горчакова", которые оказались столь востребованными и в современную эпоху.
Аналогичным образом в 20-е годы прошлого века, несмотря на, казалось бы, полный разрыв советской дипломатии с российской исторической традицией, нарком иностранных дел Георгий Васильевич Чичерин – сам в прошлом сотрудник царского МИД – во время подготовки к Генуэзской конференции активно использовал дореволюционные наработки в вопросах европейской безопасности и разоружения.
Сегодня мы также обращаемся к этой традиции. Современная Россия сделала фундаментальный выбор в пользу внешней политики, сориентированной, прежде всего, на реализацию национальных интересов. Это объективно придаёт ей черты исторической преемственности. Наша внешняя политика в том виде, в каком она сформировалась к началу XXI века, представляет собой сплав наследия дореволюционной России, Советского Союза и, конечно, тех принципиально новых подходов, которые были обусловлены коренными изменениями в нашей стране и на международной арене в последнее десятилетие.
Два столетия существования Министерства иностранных дел России, конечно же, не исчерпывают всей истории нашей внешней политики, которая, как и история самого Российского государства, насчитывает более одиннадцати веков. И всё же именно этот период представляет для нас особый интерес. Как известно, создание МИД и ряда других министерств по указу императора Александра I в 1802 году было одним из важных этапов широкой модернизации российского государственного аппарата, включая дипломатическую службу. Этот процесс шел параллельно с развитием европейской, а по тем временам фактически – мировой дипломатии, которая именно тогда начала приобретать характер профессионального института, каким она является в современную эпоху. Для нас важно и то, что именно в ХIX столетии во многом сформировались те принципы, навыки и приемы дипломатической деятельности, которые дают нам основания говорить о традициях российской дипломатической школы.
Главные из них касаются представлений о внешнеполитических задачах России и имеют непреходящее значение для международной деятельности нашего государства.
Прежде всего, следует отметить тот факт, что уникальное геополитическое положение нашей страны предопределило необычайно широкий спектр её внешнеполитических интересов. Это означало, что Россия ни при каких обстоятельствах не могла позволить себе проводить пассивную или изоляционистскую внешнюю политику. Напротив, интересы страны постоянно заставляли её играть не просто активную, но и во многом системообразующую роль в международных делах.
Начиная с эпохи Петровских реформ Россия энергично вошла в европейскую политику и с тех пор неизменно сохраняет значение одной из ведущих европейских держав. Эта роль с особой полнотой раскрылась после окончания наполеоновских войн, когда Россия стала ключевым участником "европейского концерта" – системы международных отношений, которая просуществовала вплоть до начала Первой мировой войны. В XX веке место России на европейской и мировой арене занял Советский Союз, позиции которого в мире особенно упрочились во второй половине столетия, когда наша страна, став великой ядерной державой, превратилась в одну из двух несущих опор биполярного международного порядка. Отказавшись от стереотипов эпохи "холодной войны", Российская Федерация продолжает и сегодня играть активную роль на международной арене, в качестве постоянного члена Совета Безопасности ООН несёт особую ответственность за поддержание международного мира и безопасности.
Другой традицией, вытекающей из особенностей геополитического положения России, является многовекторный характер её внешней политики. Жизненные интересы страны требовали от российской дипломатии активно развивать отношения с государствами и на Западе, и на Востоке, и на других направлениях. Такая ориентация была продиктована не столько имперскими амбициями, а, прежде всего, необходимостью обеспечения национальных интересов страны. В новом быстро меняющемся мире, переживающем сложный процесс формирования принципов своего будущего устройства, современной России может быть даже больше, чем прежде, важно оставаться в центре мировой политики. Залогом укрепления позиций нашей страны в мире на нынешнем этапе исторического развития является активное участие в международных организациях, в региональных интеграционных структурах, динамичное развитие двусторонних связей.
Исторически сложившаяся глубокая вовлечённость России в систему международных связей не только объективно сделала её великой державой, но и поставила перед непростым выбором – нахождением правильного баланса между объёмом международных обязательств государства и материальными ресурсами, которыми эти обязательства необходимо обеспечивать. В частности, отрыв внешней политики от её ресурсной базы был одной из причин тяжёлых поражений России в Крымской, а позже – в русско-японской войнах. Аналогичным примером, но уже из другой эпохи, может служить перенапряжение сил Советского Союза в послевоенной гонке вооружений, последствия которого хорошо известны.
Значение этой проблемы с точки зрения жизненных интересов страны в полной мере было осознано нашей дипломатией ещё в середине XIX века. Именно на её решение были нацелены ключевые идеи А.М.Горчакова. Он уловил то главное, ради чего должна работать российская дипломатия: создание максимально благоприятных условий для внутреннего, прежде всего, социально-экономического развития страны. Канцлер исходил из двух базовых принципов: "устранить всё, что могло бы нарушить работу в области реформы", и "препятствовать тому, чтобы в это время политическое равновесие было нарушено в ущерб нам". Другими словами, ставилась задача не снижать внешнеполитическую активность, а соизмерять её с реальными возможностями страны.
Следование этим принципам имело для России особое значение в периоды осуществления глубоких социально-экономических и политических преобразований. Выдающийся российский реформатор Петр Аркадьевич Столыпин в 1911 году, незадолго до своей трагической гибели писал в письме бывшему министру иностранных дел А.П.Извольскому: "Вы знаете мой взгляд – нам нужен мир: война в ближайшие годы, особенно по непонятному для народа поводу, будет гибельна для России и династии. Напротив того, каждый год мира укрепляет Россию не только с военной и морской точки зрения, но и с финансовой и экономической".
Следует признать, что в истории России эти идеи не всегда удавалось воплощать в практическую политику. Реальная жизнь сильнее самых возвышенных и благородных доктрин. И мы на своём опыте знаем, что дипломатическая работа состоит далеко не из одних только успехов и побед. Вот почему для современного поколения дипломатов интересен любой опыт наших предшественников – как положительный, так и отрицательный. Без его учёта невозможно формирование профессиональной дипломатической школы.
Мысль о необходимости реалистической оценки и рационального использования внешнеполитических возможностей и ресурсов страны приобрела жизненно важное значение в современную эпоху, когда Россия встала на путь небывало сложных и масштабных внутренних преобразований. Именно эта фундаментальная идея легла в основу обновлённой Концепции внешней политики России, утверждённой Президентом Российской Федерации В.В.Путиным в июне 2000 года. Россия сознательно отказалась от глобальной мессианской идеологии, которая была присуща бывшему СССР и в конце его существования пришла в непреодолимое противоречие с национальными интересами нашей страны. Однако, это не означает её отказа от активной, инициативной внешней политики, от необходимости влиять на формирование нового мироустройства. В условиях нынешнего переходного этапа к многополярной системе международных отношений эта задача особенно актуальна.
Глубокие исторические корни имеет и другая, принципиально важная традиция российской дипломатии: склонность к многостороннему, коллективному подходу к решению международных проблем. В XIX – начале XX века для неё было характерно стремление действовать совместно с другими державами везде, где это не противоречило национальным интересам. Россия стояла у истоков многих многосторонних начинаний, которые порой опережали своё время и реализовались лишь много десятилетий спустя.
Так, в разгар наполеоновских войн император Александр I говорил о будущей необходимости для европейских держав взаимно гарантировать сохранность своих границ. А после поражения Наполеона он выступил с первой в истории инициативой в сфере разоружения, предложив одновременное пропорциональное сокращение вооружённых сил европейских государств.
В марте 1881 года после убийства императора Александра Второго в МИД России разрабатывалась инициатива созыва международной конференции по вопросам борьбы с индивидуальным террором. По существу это была первая в истории попытка наладить многостороннее сотрудничество для отпора международному терроризму.
Традиция многосторонности продолжалась и в эпоху советской дипломатии. В 30-е годы СССР был активным участником усилий по созданию системы коллективной безопасности в Европе, а в послевоенный период стал одним из государств-основателей Организации Объединённых Наций. Устав ООН до сих пор образует правовой фундамент международных отношений, обеспечивает его прочность.
Ещё большее значение ставка на многосторонность приобретает в наши дни, когда под воздействием процессов глобализации неизмеримо возрастает взаимозависимость государств, когда мировое сообщество сталкивается с новыми угрозами и вызовами, эффективно противостоять которым можно лишь на коллективной основе. На этом фоне всё более очевидной становится необходимость такого мирового порядка, который строился бы на базе равноправного сотрудничества государств – в рамках гармоничного международного "концерта", о котором всегда мечтала старая российская дипломатия.
В налаживании такого сотрудничества состоит одно из главных направлений сегодняшних дипломатических усилий России, разумеется, в тесном взаимодействии с нашими друзьями и единомышленниками в мире. В интересах создания справедливого демократического мироустройства современная российская дипломатия активно действует в рамках глобальных структур, прежде всего ООН, а также "восьмёрки" и многочисленных региональных объединений, в частности, ОБСЕ, СНГ, Шанхайской организации сотрудничества.
Не менее актуальной представляется историческая роль российской дипломатии в развитии и укреплении международного права. Ещё в первые годы существования МИД России один из близких сотрудников императора Александра I Новосильцев обсуждал по его поручению в Лондоне инициативу о разработке кодекса международного права. В 1874 г. Россия вынесла на рассмотрение Брюссельской конференции предложение о кодификации права сухопутной войны. Эта традиция во многом связана с именем выдающегося русского юриста-международника и дипломата Федора Федоровича Мартенса. Он был автором идеи создания Международного суда в Гааге и даже приложил руку к составлению проекта строительства его здания. В 1899 и 1907 гг. при его активном участии Россия сыграла инициативную роль в созыве Гаагских конференций мира, которые стали историческими вехами на пути разработки принципов гуманитарного права, а также современных концепций разоружения и контроля над вооружениями.
С глубокой приверженностью международному праву тесно связана и другая давняя традиция российской дипломатии: скрупулезная верность своим международным обязательствам. Ещё Пётр I говорил: "Лучше можно видеть, что мы от союзников оставлены будем, нежели мы их оставим, ибо честь данного слова дороже всего есть". Этот нравственный компонент дипломатической деятельности ярко проявлялся на разных этапах истории, непосредственно влиял на прочность позиций нашей страны в мире. В нём мы видим один из основополагающих принципов нашей внешней политики, обеспечивающий России репутацию надежного и предсказуемого партнёра в мировых делах. Поэтому вполне закономерно, что, выступая 18 апреля с.г. с посланием Федеральному Собранию, Президент Российской Федерации В.В.Путин вновь особо подчеркнул, что "нашей стране особенно важно уметь находить союзников и самой быть надёжным союзником для других".
Наконец, исторический опыт важен для нас и с точки зрения развития и совершенствования самой дипломатической службы. Статус России как великой державы всегда предъявлял к русской дипломатии самые высокие профессиональные требования. Как бы ни менялся политический и социальный облик российского дипломата, главными ценностями для него были патриотизм, широкая культура и отточенное профессиональное мастерство. Именно эти качества неизменно стремились привить своим ученикам наиболее выдающиеся руководители нашего внешнеполитического ведомства. В этой традиции и впредь принципиально важно воспитывать новые поколения российских дипломатов. Лишь на такой основе можно обеспечить преемственность в развитии отечественной дипломатической школы.
Вот почему, отмечая 200-летие Министерства иностранных дел, мы воздаём должное многим поколениям российских дипломатов, которые на протяжении всей истории нашей дипломатической службы стояли на страже интересов России. Их дела и заслуги перед Отечеством не должны быть забыты. Их лучшие традиции должны быть сохранены и приумножены современной российской дипломатической службой.
В настоящее время идет активная интеграция России в мировое сообщество. Альтернативы этому процессу не существует. Вместе с тем нам далеко не безразлично, на каких условиях он будет осуществляться, каким будет место нашей страны в системе международных отношений. Над решением этих задач нашей дипломатии предстоит напряжённо работать в ближайшие годы. Важнейшие внешнеполитические цели России на предстоящий период – это обеспечение стратегической стабильности в мире, укрепление безопасности нашей страны и безопасности наших партнёров по СНГ перед лицом новых угроз и вызовов, дальнейшие шаги по интеграции с Европой, углубление партнёрства и сотрудничества со всеми заинтересованными государствами мира.
Дорогие коллеги,
Судьба российского внешнеполитического ведомства неотделима от судьбы самого российского государства. Всё, что пришлось пережить нашей Родине за последних два столетия – войны и революции, победы и поражения – все эти испытания были пройдены нашей дипломатией вместе со своей страной, вместе со всем народом. И сегодня для неё столь же необходимо ощущать за своей спиной твёрдую поддержку государства и общества, опираться на широкое общественное согласие по ключевым вопросам внешней политики. И не только ощущать, но и делать всё для укрепления такой поддержки.
В заключение хотел бы выразить надежду, что дальнейшее творческое освоение исторического опыта российской внешней политики поможет сплотить дипломатов-практиков, учёных, журналистов – всех, кому не безразлично прошлое, настоящее и будущее нашей дипломатической службы. В этом – залог её дальнейшей успешной работы в интересах обеспечения достойного места Российского государства в мире ХХI века.
Благодарю за внимание.
"Слово "надо" идет со мной по жизни" *

Вопрос : Игорь Сергеевич, вы только что встречались с президентом США Джорджем Бушем. Как вам показалось, он ждет поездки в Россию?
Ответ : Ждет с нетерпением. Он мне рассказал, что специально читает Достоевского, чтобы по-настоящему прочувствовать атмосферу Санкт-Петербурга. Это очень приятно слышать. Политик, у которого множество проблем тем не менее находит время, чтобы приобщиться к нашей культуре. Это еще раз доказывает, какой у нее великий потенциал. Я только что встречался в Сан-Франциско с соотечественниками, и они сказали, что одна из их задач – сохранить русскую самобытность, нашу культуру. В США ведь ассимиляция идет особенно интенсивно, более того, ее пытаются перенести на весь мир, вся эта массовая культура… Одной из наших задач будет культурное наступление. Думаю, это тоже огромный фронт противостояния. Ведь долгосрочные геополитические интересы России – нравится это кому-то или нет – широко разбросаны, это не интерес узко региональный, только по кромке границы. Должно быть наше присутствие, в правильном понимании этого слова. Не только военное. Сегодня мы должны активнее задействовать наше культурное присутствие. МИДу передали вопросы, связанные с работой с соотечественниками. И мы, конечно, намерены существенно расширить, если хотите, культурное и бытовое проникновение. Мы считаем, что это мощнейшее оружие, которое мы недостаточно активно задействуем.
Вопрос : Вы довольны встречей с российской диаспорой в Сан-Франциско?
Ответ : Очень доволен. Ее лейтмотив – возрождающаяся вера в Россию, сопереживание, желание пожилых людей, которым под 80 или за 80, помочь чем могут. С какой теплотой они хранят все реликвии, связанные с историей нашей страны! Для чего хранят? Чтобы не с собой унести, а передать новым поколениям. Это была трогательная встреча. Очень искренняя.
Вопрос : В Сан-Франциско у вас еще был обед с крупными американскими бизнесменами. Это, наверное, не так трогательно?
Ответ : Ну, бизнес есть бизнес. Но у меня сложилось впечатление, что диалог получился. Они хотели понять политический настрой руководства России. Экономика и политика и раньше шли вместе, но сегодня, в эпоху глобализации, переплетены как никогда. Недавно еще переговоры президентов, как правило, на 90% были посвящены разнообразным международным проблемам, прежде всего политическим. Сегодня же большая часть переговоров президента России касается конкретных экономических вопросов.
Вопрос : МИД занимается продвижением наших экономических интересов?
Ответ : Однозначно. Эту задачу перед нами поставил президент. Он выделил экономику, поддержку российского бизнеса в числе приоритетов. И мне кажется, российский бизнес потянулся к нам, почувствовал, что дипломатия действительно начинает активнее оказывать содействие. Приятно, что сегодня руководители крупнейших компаний приходят, советуются. Во всех странах так происходит. И это нормальный процесс.
Вопрос : По долгу службы вам приходится встречаться с разными людьми, выступать перед различными аудиториями. Вы потом анализируете свои выступления, прослушивая пленку?
Ответ : Нет, я запоминаю. Обычно я могу воспроизвести все очень близко к тексту. Признаюсь, бывают моменты, когда выходишь и чувствуешь: все получилось так, как хотел. Но это редко. Чаще – другое чувство, что можно было бы сделать лучше. Это нормально, постоянный поиск. Вот, например, в Стэнфордском университете мне понравилась вторая, камерная, часть мероприятия – обед, где присутствовали профессура, бывший госсекретарь Шульц, министр обороны Перри, президент университета, видные специалисты по России. И мы полтора часа в живом режиме обменивались мнениями. Ты по их глазам видишь, когда они воспринимают твою аргументацию, а когда нет. И у меня сложилось впечатление, что мне удалось донести до них то, что я хотел. Когда собираются профессионалы, общими фразами, банальностями не отделаешься, тебя просто не будут уважать. Это же не простой университет, а один из ведущих, Стэнфорд влияет на общественное мнение, на политиков. Важно не только свое до них донести, но и их позицию услышать. Тогда ты это можешь использовать в своих аргументах, и это будет доходчиво для американской аудитории.
Вопрос : А для российской? Иной раз слушаешь дипломатический язык, и понять, что стоит за этими выверенными гладкими фразами, просто невозможно.
Ответ : Я считаю, что сегодня одна из важных проблем нашей дипломатической службы – найти правильную форму контакта с обществом. Чтобы тебя понимали. Потому что иногда видишь: вроде бы все сделал, добился, а наутро читаешь в газете, что провал. Первая реакция – обида, кто-то на тебя наскакивает. А потом начинаешь понимать, что сам виноват: не объяснил, не донес. Поэтому на совещании со своими замами каждое утро половину времени мы уделяем тому, как разъяснить нашу линию общественности. Я в свое время, когда был спецпредставителем на Балканах во время боснийской войны, часто приходил на телевидение. Так вот журналисты мне после интервью говорили по-товарищески: "Все правильно, но никому не понятно. А ведь смотрят не только специалисты, но и нормальные люди, которые хотят слышать нормальный язык, понять. А ты называешь резолюции, оперируешь фразами полунаучными". В следующий раз задумываешься, как сказать, чтобы тебя поняли. Пытаешься – не получается, опять спрашиваешь. Но иначе нельзя. Ведь даже при всех сложностях в нашей стране интерес к внешней политике почти не ослабел. Даже не знаю, где еще такой интерес к международным делам.
Вопрос : Вы любите вести переговоры?
Ответ : Конечно, люблю. Некоторые думают, что когда каждый день проводишь переговоры, то это уже какая-то машина, поставил одну пластинку и пошел шагать по жизни. Это большая ошибка. Каждые переговоры – это новая пьеса, со своими действующими лицами, со своей музыкой… Взять хотя бы одну тему – Ближний Восток. Встречаешься с разными министрами из региона. И с каждым по-разному надо, потому что везде свои нюансы – особенности страны, особенности собеседника. А ведь через каждого нужно провести свою позицию, которая одна. И самый строгий судья себе – это ты сам. Ты знаешь максимум возможного, ты знаешь, когда ты чего-то не добился. Тебя могут даже похвалить, но сам-то ты внутренне понимаешь, что мог добиться большего. Или наоборот. Ругают за провал очередных переговоров, а ты знаешь, что добился очень многого. Просто не все сразу проявится. Может быть, через пять лет… Это очень тонкая специфика. У каждого свои приемы ведения переговоров. Можно, конечно, сидеть и строго официально бубнить по инструкции. Потому что у всех есть инструкции: и у нас, и у них. Есть "предел маневра". А в рамках маневра уже начинает работать дипломатическое искусство. В рамках того, что тебе задали в директиве, ты можешь выбрать либо сто процентов, либо пятьдесят. Мало, кто сто процентов выбирает, как правило, приходится идти на компромисс. И тут уже включается индивидуальное дипломатическое искусство. Нет отработанных клише. Как в джазе идет импровизация, так и здесь очень часто идет импровизация. Мало кому заметная, но импровизация: когда и что сказать, где сгладить, где повысить… Переговоры бывают внешне не успешны, но ты знаешь, и, может быть, еще два-три человека рядом знают, что ты добился максимума.
Вопрос : Говорят, что у вас феноменальная память.
Ответ : Обычная профессиональная память, а не феноменальная. Это кто-то придумал, что я страницы запоминаю. Задача-то не страницу запомнить, а помнить основные элементы, высказанные по обсуждаемой проблеме. Ведь каждый по-своему выстраивает логику. Факты одни и те же. И события те же. Аргументы могут быть разные, но базируются они примерно на одном объеме материала. Берешь одни и те же аргументы, и задача – все держать в голове (факты, аргументы, исторические этапы) и потом их правильно построить. Каждый раз выстраиваешь по-разному. Чем интереснее выстраиваешь, тем интереснее переговоры получаются.
Вопрос : Вы до сих пор поддерживаете свой испанский и английский язык. Я заметила, что вы внимательно следите за переводом и иногда его корректируете.
Ответ : Испанский в меня за все это время уже довольно глубоко вошел. Это мой второй язык после русского. Что касается английского, то когда речь идет о профессиональных проблемах, мне, конечно, легко. Потому что я их знаю, чувствую. Иногда переводчику трудно передать, и я могу не так красиво сказать, но отдаю предпочтение точности передачи мысли, а не красивому художественному изложению. Конечно, это хорошо, когда ты не только точно, но и красиво передаешь. Однако, это очень сложно.
Вопрос : В МИДе постоянно занимаются языками. А у министра на это есть время?
Ответ : Когда я был первым заместителем министра, я занимался языком. Им надо все время заниматься, иначе язык притупляется. Английским, если бы была возможность, я бы занимался. Испанским – не думаю, что мне надо им заниматься…
Я все время добиваюсь, чтобы наши дипломаты занимались языками, даже в стране пребывания. Потому что есть обороты, выражения, какие-то нововведения. Из фильма, из книжки, еще где-то прозвучали. И когда ты все это отлавливаешь, тебя воспринимают почти как носителя языка. А у нас, к сожалению, думают, что если ты умеешь общаться, этого достаточно. Но общаться – это еще не знать язык. Тем более дипломату.
Вопрос : Ваша дипломатическая карьера начиналась в Испании. Что вы чувствуете, ступая на испанскую землю спустя десятилетия?
Ответ : Действительно, я пришел в МИД в 1973 году и уже через год уехал в Испанию на десять лет. Период был переходный, последние два года Франко, бурные процессы политической трансформации. Это было не посольство, а торгпредство, но почти со всеми политическими деятелями того времени, да, собственно, и сегодняшнего (потому что многие из них остаются в активной жизни), очень интенсивно общались. Это было интересно. Да и вообще, молодому человеку все было в новинку, это была моя первая длительная командировка. До этого я много ездил переводчиком. Надо сказать, что у нас в то время заметных специалистов по Испании, пожалуй, не было. Потому что все специалисты, как правило, завершали изучение Испании тридцатыми годами. А после 30-х, с приходом Франко, вся научная литература и публицистика заключалась в том, что его ругали.
Вопрос : Проработав в Испании столько лет, вы, наверное, хорошо поняли испанский менталитет?
Ответ : Я думаю, конечно. Естественно, я не занимался только политикой с утра до вечера. Много ездил, встречался с интересными людьми. С Дали, Рафаэлем Альберти, Бардемом, Карденом, популярными спортсменами. Я очень увлекался корридой, встречался с тореадорами.
Вопрос : Что вас привлекло в корриде?
Ответ : Когда узнаешь людей, тореадора, узнаешь его психологию, понимаешь, что он думает, что переживает, тогда и коррида иначе воспринимается. Не просто бойня, а совершенно другая философия.
Вопрос : Можно ли сказать, что от тесного общения с испанцами в вашем характере проявились испанские черты?
Ответ : Мне трудно судить, наверное, легче со стороны заметить. Но, по крайней мере, мне было приятно, когда я на выходные надевал майку и ехал за город. Я любил в глухие деревушки приезжать, поговорить, и меня часто принимали за своего. Да и сейчас, когда встречаешься и много говоришь, они забывают, что я не испанец.
Вопрос : Я наблюдала за вами в Мадриде на пресс-конференции с Хавьером Соланой и министром иностранных дел Испании Хосепом Пике. Мне показалось, что в вашем общении присутствует некий особый элемент.
Ответ : Мы понимаем друг друга с полуслова. Я уже почти заранее знаю, что думает он, а он что я. Я 30 лет знаю Солану. Он был одним из руководителей партийной организации Социалистической рабочей партии в Мадриде, той молодой плеяды во главе с Фелипе Гонсалесом, что пришла к руководству соцпартией в середине 70-х. Вообще, испанцы довольно сложные партнеры. Я имею в виду переговорный процесс. Они жесткие, профессионально хорошо подготовленные. Но можно очень жестко отстаивать позицию, сохраняя при этом нормальные отношения. Даже если ты выходишь, не добившись результата, не чувствуешь разочарования. Понимаешь, что не всегда бывает успех, значит, в следующий раз придет. Но не переносишь это на своего партнера. А бывает, когда партнер сложный, да еще и малоприятный, тогда все твое разочарование оборачивается на него. В следующий раз с ним приходится говорить, но уже без большого энтузиазма. Хотя, как правило, надо вот эти личные чувства где-то приглушать, иначе будет очень сложно.
Вопрос : Вступая на испанскую землю, вы испытываете ностальгию?
Ответ : Даже сейчас, много лет спустя, когда приезжаю, такое впечатление, что и не уезжал. Я много ездил, лазил везде, пешком обошел. Хотя, конечно, Мадрид семидесятых-восьмидесятых и сегодня – это огромная разница. Но когда меня сотрудники посольства, водители куда-то везут, я подсказываю, как лучше проехать. Мадрид – мой любимый город, он одновременно монументальный и теплый. Он тебя не отталкивает, в нем не чувствуешь себя муравьем, одним их многих.
Вопрос : Вы своей дочери передали любовь к Испании?
Ответ : Передал, потому что из своих 30 лет, наверное, двадцать с лишним она провела в Испании. Окончила Иняз, потом училась в Испании, окончила факультет международного права в Мадриде.
Вопрос : У вас репутация трудоголика, вы постоянно в пути, перелетаете с континента на континент. Как вам удается выдерживать нагрузки?
Ответ : Никаких секретов нет. Лекарств не пью, специальных упражнений нет, даже зарядку не делаю – времени нет. Думаю, это внутренний настрой какой-то. Мне часто еще в Суворовском училище, когда не хотелось что-то делать, говорили: "Надо!". И вот это слово "надо" идет со мной по жизни. Из того, чем я занят в течение дня, большей части дел мне делать не хочется. Все время приходиться с собой бороться. И, видимо, уже за жизнь сложилось такое отношение: надо. Прилетаешь – и надо выходить на пресс-конференцию. Я не могу сказать: "Я не буду". Значит, надо. Нужно собраться, мобилизоваться и провести пресс-конференцию.
Вопрос : Ваша судьба изобиловала резкими поворотами. Суворовское училище, потом лингвист, потом дипломат. Вы сами пошли в суворовцы?
Ответ : Нет, родители отправили.
Вопрос : Почему?
Ответ : Чтобы не был хулиганом. (Улыбается)
Вопрос : Неужели?
Ответ : Наверное, я так думаю. А может быть, хотели, чтобы был военным.
Вопрос : Но вы стали дипломатом…
Ответ : Родители не участвовали в определении моих последующих шагов. Суворовское – это их решение было. И за это я им благодарен, это предопределило мои дальнейшие шаги в жизни. А потом все было очень просто. Должен был идти в военное училище, но не прошел медкомиссию, были очень строгие требования. Московское Суворовское училище отличалось тем, что когда оно сформировалось, а я был в первом наборе, преподаватели пришли из школы военных переводчиков, и было принято решение об усиленном изучении английского. По окончании нам выдавали дипломы военных переводчиков. Поэтому, учитывая, что английский был довольно хороший по сравнению со школьным уровнем, я взял документы и пошел в Иняз. Если честно говорить, то у меня и в Суворовском была склонность больше к гуманитарным дисциплинам.
Вопрос : Дипломатия – ваше призвание?
Ответ : Некоторые говорят, что знают свое призвание с рождения. Я же вам откровенно скажу, что и после института не знал, куда направиться. Иняз давал широкую подготовку, после него шли по разным направлениям. Я очень любил переводческую работу. Но сразу решил, что стать переводчиком на всю жизнь мне бы не хотелось. Потому что я прекрасно понимал, что переводческая работа требует большой физической нагрузки, а поэтому имеет возрастные ограничения. С годами тяжело сохранять хорошую форму для этой работы. Я имею в виду живую речь, а не письменный перевод. Я считал, что не так хорошо владею словом, чтобы стать литературным переводчиком, это особое призвание. У меня этого не было, и я решил попробовать себя в Академии наук, и очень рад, что сделал именно такой выбор. Когда в прошлом году в декабре я защищал в МГИМО кандидатскую, в ученом совете сидели те, с кем я начинал. По диссертации я потом книжку выпустил – "Новая внешняя политика". Идея была не только диссертацию защитить, но попытаться обобщить, проанализировать формирование внешней политики в переходный период. Как она трансформировалась в процессе преобразований, и куда мы вышли. Где находимся и куда дальше планируем двигаться…
Вопрос : На очереди – докторская?
Ответ : Если время позволит. Есть уже другие интересные темы, которые тоже нужны. Мне казалось, что это важно не только для меня. Когда пишешь, невольно сам анализируешь, делаешь выводы. Одно дело выступать, другое – какой-то исторический период осмысливать. Видишь лучше, что удалось, что нет. Что можно было сделать. Думаю, любому действующему политику полезно проанализировать какой-то этап своей деятельности. Полезно это и для молодых дипломатов. Это не значит, что они оттуда, как раньше, должны все цитировать, выписывать, конспектировать. По крайней мере, мы такой задачи не ставим. Могут и не соглашаться, высказывать свою точку зрения, спорить. Но для этого им нужно иметь перед собой целостный взгляд, изложение того, как я это вижу.
Вопрос : Вы позволяете подчиненным высказывать самостоятельное мнение?
Ответ : Конечно. У нас вообще министерство очень демократичное. До принятия решения. После принятия решения – уже строго выполнять.
Вопрос : Какую бы тему вы взяли для докторской?
Ответ : Связанную с проблемой глобализации. Она мало сегодня изучена. Когда я стал министром, в первое время очень активно развивал тезис многополярности. Меня даже иногда критиковали: это, мол, отрыжка прошлого. Но вот как раз глобализация (а именно этот процесс на ближайшие десятилетия будет определять облик мира) подтверждает, что мы будем идти к многополярности. Одномерности не получится.
Вопрос : То есть от тезиса многополярности вы не отказались?
Ответ : Нет. Думаю, он отвечал тем процессам, которые стали развиваться в мире после "холодной войны". Не могу сказать, что мы близки к тому, что это примет какую-то стройную конфигурацию, архитектуру. Наверное, еще рано говорить. Это сложный процесс. Могут быть зигзаги. Но мы все равно к этому идем, а не от этого.