Владимир Павленко - Мифы «устойчивого развития». «Глобальное потепление» или «ползучий» глобальный переворот?

Под реализацию этой концепции в том же 1992 году создали Комиссию по глобальному управлению и сотрудничеству, а на выборах в США Дж. Буша-ст. сменил мало кому известный тогда губернатор штата Арканзас У. Клинтон. Именно тогда, по-видимому, сложился новый, постсоветский консенсус западных элит, результатом которого стало появление доклада НГС. В нем, как увидим ниже, были предусмотрительно прописаны два в целом различных способа движения к «новому мировому порядку».

Из доклада «Более безопасный мир...»:

«<...> Несистемные узковедомственные подходы, применяемые международными учреждениями, являются зеркальным отражением несистемных узковедомственных подходов, используемых правительствами: так, <...> министерства финансов, как правило, работают лишь с международными финансовыми учреждениями, министры по вопросам развития — только с программами развития, министры сельского хозяйства — только с продовольственными программами, а министры экологии — только с экологическими структурами. <...> Правильно призывают ООН повысить уровень координации <...>» 174.

То же самое, только более четко и конкретно, отмечается и авторами появившегося, заметим, почти за десятилетие до этого доклада НГС:

Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) предполагалась как «глобальный центр для министерств здравоохранения и социальных вопросов» (соответствующее название российского прави

тельственного ведомства — Министерство здравоохранения и социального развития — это только подтверждает. — Авт.).

Продовольственная и сельскохозяйственная организация ООН (ФАО) виделась авторам НГС центром генной инженерии, решающим также проблемы, связанные с «растущей озабоченностью снабжением продовольствием и требовательностью безвредности продуктов питания, несправедливостью международного ценообразования и субсидирования производства сельскохозяйственных товаров».

В уточненную задачу ЮНЕСКО входило превращение в мировой центр «коммуникаций и компьютерных технологий».

Международная организация труда (МОТ) должна была стать центром, обеспечивающим трехсторонний характер (с участием бизнеса, наемных работников и профсоюзов) процессов обсуждения и выработки стандартов для рынка труда и т. д. 512 (курс. — Авт.). Приведенные цитаты ясно указывают на нечто большее, чем обыкновенное «усиление координации» между различными структурами ООН, которые с 2000 года являются «партнерами по Целям развития тысячелетия» (ЦРТ). В докладе ясно говорилось, что «<...> если специализированные учреждения не сумеют превратить себя в центры (глобального. — Авт.) управления, то эта роль во все возрастающей степени будет переходить (sic!) к <...> Всемирному банку, сетям научно-исследовательских организаций <...> и региональным организациям » 513 (курс. — Авт.).

Запомним этот важнейший, фундаментальный по своему смыслу и значению тезис. Именно здесь, на наш взгляд, находится развилка между двумя вариантами реализации «глобального плана», каждый из которых предполагал расширение полномочий специализированных учреждений ООН с повышением их статуса до уровня глобальных министерств. А также обязательное принятие этой модели всеми основными государствами, включая структурную адаптацию к ее требованиям своих политических систем и институтов.

Как уже отмечалось, первый вариант, предложенный авторами НГС, — создание системы глобальной власти на базе ООН в виде СЭБ, автоматически превращавший ООН в подобие или аналог «мирового правительства», по каким-то причинам не прошел. В результате специализированные учреждения ООН не получили возможности утвердиться в качестве «центров управления» непосредственно под эгидой этой крупнейшей международной Организации.

Отказ от проекта СЭБ в условиях всеобъемлющей вовлеченности ООН в «глобальный план», скорее всего, явился достаточным побудительным мотивом для «частных и независимых групп» к тому, чтобы задействовать второй вариант. А именно: приступить к выводу основных организационных мероприятий и управленческих «активов» из ООН, чтобы им не угрожали ни российское или китайское вето в Совете Безопасности, ни непредсказуемость перспектив реформирования руководящих органов ООН. Но, поскольку выполнять функции «мирового правительства» ООН при таком раскладе уже не могла, а создание такого «правительства» вне Организации угрожало столкновением двух этих центров и глобальным двоевластием, на вооружение был принят принцип не иерархического, а сетевого управления.

Видно, что, несмотря на отдельные неудачи, архитекторы «глобального плана» упрямо шли к достижению цели, причем действовать старались не напролом, а аккуратно обходя расставленные на их пути ловушки.

Из доклада «Более безопасный мир...»:

«<...> Институциональная проблема, с которой мы сталкиваемся, является двойной: во-первых, принятие решений по международным экономическим вопросам, в частности в финансовой области и в области торговли, уже давно осуществляется вне рамок ООН, и никакие институциональные реформы не повернут этот процесс обратно; во-вторых, в уставе (ООН. — Авт.) предусмотрено создание специализированных учреждений, независимых от главных органов ООН, а роль ЭКОСОС сведена к функции координации» 514 (курс. — Авт.).

На наш взгляд, имеются серьезные основания полагать, что именно тогда глобальными олигархами начала создаваться некая новая, усложненная структура. Что же она собой представляла?

Ясно, что это не властный субъект в классическом его понимании, каким становился бы СЭБ в случае его создания, но в то же время некое его подобие. Как следует из доклада НГС, принцип субсидиарности, то есть передачи управленческих функций вниз, ближе к уровню принятия решений, означает их распределение внутри сети между институтами глобального, регионального, национального (государственного) и местного управления 515 . В результате сеть становится многоуровневой и переплетается с «глобальным гражданским обществом».

Как отмечает один из основателей концепции сетевого общества М. Кастельс, «<...> Сетевая логика влечет появление социальной детерминанты более высокого уровня, нежели конкретные интересы, мотивирующие само формирование подобных сетей: власть структуры оказывается сильнее структуры власти. Принадлежность к той или иной сети или отсутствие таковой, наряду с динамикой одних сетей по отношению к другим, выступают в качестве важнейших источников власти <...>» 516 . Иначе говоря, элементы системы, которой является сеть, подключаются к ресурсам сетевой власти. Именно поэтому видимого конфликта интересов между верхами и низами, свойственного политическим системам иерархического типа, здесь не возникает. (Хотя отсутствие явного конфликта, как мы понимаем, не является доказательством отсутствия конфликта вообще.)