Степан Сулакшин - Итоги «шестилетки» Путина. Разбор полетов

Длительное время Банк удерживал отношение ставки к инфляции в определенном коридоре. Можно говорить о существовании некоего ориентира этого показателя на уровне 1,1–1,5. Ставка Банка России была в основном на уровне инфляции. Однако в то же время были и нарушения этого тренда, когда ставка оказывалась ниже и когда ставка существенно превышала инфляцию. Чем это можно объяснить?

В периоды, когда инфляция была выше ставки, ЦБ ориентировался на экономический рост, стимулируемый смягчением денежно-кредитной политики. Так было в 2007–2008 гг., за которыми последовал кризис, вызванный изменением стоимости нефти. ЦБ тогда на год увеличил ставку, но в 2010 году она снова оказалась ниже инфляции. В 2013 году ЦБ принимает решение ориентироваться не на учетную, а на ключевую ставку, которая была на три п.п. ниже учетной. Тогда мы снова видим эффект низкого коэффициента.

То есть можно говорить, что в определенные исторические промежутки времени Банк России стимулировал экономику за счет удешевления кредита. Исходя из этого, в последующие годы Банк должен был держать это соотношение близким к 1:1. Однако вместо этого возник прецедент, который раньше за срок Путина не наблюдался. А именно параметр инфляции вдруг резко пошел вниз без объективных на то причин, а Банк России ставку изменяет совершенно незначительно. В 2016 году уровень инфляции стал почти в два раза ниже ставки, в этом году отношение еще больше. А сам коэффициент вырос с 0,98 (2015 г.) до 1,96 (2016 г.). По исходной логике ЦБ должен был бы снизить ставку до 5–7 %, но никак не останавливаться на уровне 9,25 %. Но этого он делать не стал. О чем это говорит? О том, что реальный уровень инфляции намного выше, чем нам сообщают статисты и чиновники, – по всей видимости, он в границах 8–13 %.

Отношение ставки к инфляции показало, что в 2016 и 2017 годах инфляция определялась не политикой ЦБ, а работой Росстата, который подгонял методику расчета таким образом, чтобы президенту на стол наконец-то легли отчеты с заветными целевыми показателями по инфляции. Реальная инфляция находится в границах 8–10 %. Именно поэтому Банк России не спешит возвращать ставку к досанкционному 2013 году, когда она составляла 5,5 %. Вообще-то, это называется враньем…

Прав ли ЦБ, что в основу денежно-кредитной политики закладывает инфляцию, а не экономический рост? На этот счет существуют две точки зрения – официальная, она же либеральная, и позиция аналитического сообщества. Согласно первой, смягчение денежно-кредитной политики провоцирует инфляцию. Только обуздав инфляцию, можно пускать деньги в оборот. В более примитивном варианте это вылилось в то, что чем меньше денег в обороте, тем ниже инфляция. Однако мировой опыт показал, что в границах определенного уровня денежной массы существуют свои пределы инфляции. Для России при М2 ниже 50 % от ВВП такой потолок по инфляции равен 6–8 %. Да к тому же при таком уровне М2 не происходит стимулирования экономического роста. Иными словами, власть выбирает пресловутую стабильность вместо роста экономики.

Восстановление денежно-кредитного оборота до уровня западных стран должно происходить через Государственный внебюджетный инвестиционно-кредитный фонд, что позволит направить средства именно в экономику, а не на разгон инфляции. Но, к сожалению, подобную точку зрения отрицает либеральная элита, апеллируя, как показал ПМЭФ, к недостатку практического опыта у инициаторов роста денежной массы. Мировая статистика 200 стран, математические регрессионные и детерминированные модели – для них не аргумент.

«Нас обманули» – вспоминаются слова президента. Они в равной степени уместны по отношению к российскому народу, которому сообщают, что в экономике наметился подъем, что инфляция достигла рекордно низкой отметки.

Инфляция на уровне менее 4 %, которую обещает президент, стала красивым довеском в его предвыборную корзину достижений путинской эпохи. Вот только она ровно такой же мыльный пузырь, как и все прочие экономические «победы» Путина.

В 2005 году А. Улюкаев, который тогда занимал пост заместителя председателя ЦБ РФ, говорил о переходе к плавающему курсу рубля в среднесрочной перспективе (3–5 лет). Тогда необходимость такого маневра объяснялась потребностью ослабления рубля в ситуации значительного притока экспортной выручки. Это решение принималось в принципиально иных экономических условиях: финансовая стабильность, высокие цены на нефть, устойчивость курса, благоприятный платежный баланс. С 2012 года началась подготовка к переходу к плавающему курсу, завершение которого было назначено на начало 2015 года. Новые экономические условия, в которых оказалась страна, – падение цены на нефть, санкционное давление, рецессия в экономике – требуют стабилизации рубля через активную политику Центрального Банка, который, напротив, принимает решение о фактическом самоустранении.

Во-первых, переход к плавающему курсу недопустим при экономической нестабильности, поскольку плавающий курс лишь повышает риски неустойчивости. Даже советы «лучших мировых экспертов», на которые опирается руководство страны, в текущих реалиях российской экономики абсолютно противоположны. К примеру, Инвестбанк Morgan Stanley считает, что в условиях санкций режим свободного курса рубля выглядит невероятным, учитывая огромный корпоративный внешний долг России. Инвестбанк прогнозирует угрозы для финансовой и ценовой стабильности в России. Помощник президента России Андрей Белоусов заявлял о том, что Россия не готова к плавающему курсу рубля. Волатильность валюты также способна дестабилизировать внешнеторговые сделки, привести к убыткам в связи с невозможностью выполнения ранее заключенных контрактов, к примеру как это случилось в 1993 году. Тогда в марте из-за «обвального» падения курса рубля многие российские компании были вынуждены расторгнуть долгосрочные контракты в убыток себе.

Во-вторых, мировая практика показывает, что эффективным плавающий курс может быть только в странах с развитой промышленностью, где основная статья экспорта – это продукция производства.

В мире 34 % всех стран мира установили режим плавающего валютного курса. Это 65 стран, из которых 29 придерживаются курса свободного плавания, при котором интервенции возможны только в особых случаях, 36 – плавающего курса, то есть цена валюты складывается, исходя из рыночного формирования спроса и предложения на них. Из полностью перешедших к свободному плавающему курсу 17 – это страны зоны евро. В остальных 13 государствах доля промышленности в экспорте превышает 70 %. Из нефтедобывающих стран в этот список попали только Мексика, но даже в ее структуре экспорта топливо и сырье – 15,9 %, промышленность – 74,9 %, и Норвегия. Есть также группа стран с плавающим курсом (36 государств), в состав которой входят африканские государства, азиатские, а также два постсоветских – Армения и Молдавия. Из стратегических партнеров России плавающий курс имеют Турция, Индия и Бразилия. В сравнении со свободным плаванием для этих стран предусмотрены менее жесткие требования к валютным интервенциям Центральных Банков. Именно развитые страны располагают развитым рынком страхования валютных рисков, которые усиливаются из-за характерного для плавающего курса роста волатильности валюты.