Константин Долгов - После Путина

Во-вторых, кампания была построена по принципу «лучшего предложения». Этот принцип подразумевает, что избирателя нужно завоёвывать конкретными идеями и программой, а не технологической и политической конкуренцией с другими кандидатами. Программа, в свою очередь, должна быть сформулирована так, чтобы определённая часть кандидатов могла к ней присоединиться. Путинская кампания была чётко ориентирована на работу и на удовлетворение социальных запросов. Но главное — это то, что она была ориентирована на государство. Путин предлагал россиянам ни много ни мало, а вернуть государство.

Ельцинскую эпоху называли «десятилеткой национального унижения». Нация в России понимается, безусловно, в политическом ключе (за исключением, конечно, больных на голову националистов, трактующих нацию в этническом смысле). И от государства российские граждане отделять себя не привыкли — в отличие от западной модели гражданского общества. Соответственно, унижение государства воспринималось как личное. Поэтому государственничество Путина было абсолютно беспроигрышным ходом. Ещё и потому, что для Путина это, видимо, естественная направленность мышления (потому и КГБ в своё время возник в его биографии): ориентация на государство.

После того, как Путина избрали сразу в первом туре, политолог Андраник Мигранян говорил, что президенту придётся опираться на государственные структуры, ибо общественные структуры в хилом состоянии. Именно это и делал Путин, и этого от него ждали. Это был рабочий, функциональный патриотизм, тогда ещё абсолютно лишённый пафоса. Патриотизм как модель экологического поведения, если угодно, поведения, которое сохраняет политическую среду здоровой. Ярче всего это проявилось в отношении Путина к чеченской войне. Эта война была невероятно выгодна определённым кругам; будущий президент мог немало заработать, поддерживая её в тлеющем состоянии, да ещё и использовать в качестве политического инструмента — как это делают сегодня украинские власти с войной на Донбассе. Однако Путин сразу максимально жёстко поставил цель: войну прекратить, войны быть не должно. Это было необходимо для государства: Сергей Кургинян тогда же, когда и Мигранян сказал об опоре на государство, отмечал, что завершение чеченской войны будет означать восстановление управляемости политического пространства, восстановление государства. Причём подчеркнул: с опорой на демократию. И знаменитое «мочить в сортире» не несло в себе ничего авторитарного, напротив, это была доминирующая социальная позиция, которую Путин просто артикулировал, не отказав себе в удовольствии чуть-чуть эпатировать общественное мнение. Чтобы разбудить. Беседовавший с Миграняном и Кургиняном политолог Михаил Краснов заявил, что у Путина есть шанс, если есть сверхзадача. Сверхзадача у Путина была, и он поставил её, видимо, ещё до избирательной кампании. Эта сверхзадача — восстановление государства, его функциональности и работоспособности; восстановление основного инструмента удовлетворения ожиданий населения. То, что Путин действовал в условном равновесии между своими представлениями о должном, советами команды и ожиданиями народа, проявлялось даже в таких громких событиях, как, например, опала Березовского или война с олигархами в целом. Это было прямое выполнение народного заказа: антирейтинг Березовского как политического деятеля, кстати, был очень высоким.

Наконец, последний важный момент, характеризующий действия Путина в первой его президентской кампании и, пожалуй, всю его последующую деятельность.

Путин тонко почувствовал, что российское население крайне негативно реагирует на политиков высшего звена, которые находятся в слишком заметной зависимости от покровителей и спонсоров. Поэтому Путин проявил максимальное уважение к Ельцину, подписав сразу после своего избрания указ, обеспечивающий предшественнику безопасность, но никогда и ничем не дал оснований заподозрить себя в зависимости от ельцинской личности или идеологии. То, что путинский курс не будет ельцинским, было продемонстрировано очень ясно в первые же месяцы выхода Путина на большую политическую сцену. Отсутствие зависимости от спонсоров было продемонстрировано открыто объявленной войной против олигархов. Путин, как уже говорилось ранее, категорически не выглядел самодуром, но самостоятельности придавал огромное значение, потому что такое же значение ей придавал российский народ.

И вот к какому выводу можно прийти. Постфактум многие политологи оценивали Путина в его первый срок как харизматика. Под харизмой обычно подразумевают некое загадочное личное обаяние, необъяснимую способность вести за собой большие массы людей или целое общество. Именно харизмой обычно объясняют масштабные успехи выдающихся исторических личностей. Но вот что я вам скажу: харизма — это полнейшая ерунда. Никакой харизмы нет и быть не может. Любые «необъяснимые» способности или качества — это, дорогие сограждане, результат обычного невежества. И то, что политологи, социологи, историки, психологи рассуждают о «харизматических личностях», говорит либо об их лени, либо о склонности к чрезмерной литературщине. Словечко «харизма» ничего не означает, а если вы не можете объяснить, почему за каким-то человеком готовы идти толпы, то просто послушайте, чтоон говорит, какон говорит и ктоего слушает. И ничего необъяснимого не останется.

Так вот. Политологическое объяснение поддержки Путина (его легитимности) выглядит обычно так. Вначале его легитимность была традиционной, потому что его назначили преемником и он вроде бы унаследовал власть. Традиционная легитимность — это легитимность, опирающаяся на социальную привычку, сформированный десятилетиями, а то и веками стандарт. Вот у монархов, например, традиционная легитимность. Но уже после избрания, когда Путин стал вести президентскую деятельность, его легитимность, по мнению многих политологов, стала харизматической. То есть население России стало вроде как влюбляться в Путина. Путин заворожил население, вызвал чисто эмоциональную и необъяснимую симпатию, которая и стала фундаментом дальнейшей его поддержки.

Смею возразить. Дело в том, что типов легитимности, как правило, выделяют три. Бывает и больше, но классическая типология, которой все пользуются, была составлена немецким социологом Максимиллианом Вебером. Согласно его типологии, кроме традиционной и харизматической легитимности есть ещё одна: рациональная. Это легитимность, которая опирается на пониманиенаселением действий политического лидера и солидарностьс целями, средствами и идеями этого политика. Так вот, я настаиваю: легитимность Путина, действительно традиционная поначалу, трансформировалась не в харизматическую, а в рациональную. Не нужно недооценивать уровень развития политического массового сознания; не нужно считать народ безмозглой массой: население вполне способно рассуждать рационально. Население просто услышало и увидело то, чего давно ожидало. Население поняло, что на смену ельцинскому хаосу идёт порядок — не полицейский «орднунг», а понятная и эффективная организация государственной жизни. Легитимность Путина — это легитимность государства, которое в обществе рассматривается как правильное и понятное. Да, впоследствии произошла масса изменений, в том числе и в легитимности Путина; но в первом президентском сроке его легитимность трансформировалась из традиционной в рациональную. И это стало залогом дальнейших путинских достижений, а также безусловным символом всей его политической деятельности. Рационализм, прагматизм, внимание к народу и народному восприятию — вот составляющие первичного успеха Путина на президентском поприще и фундамент для его последующих успехов.