Константин Долгов - После Путина

Думаю, вы уже догадались, что я рассматриваю Путина как пример человека, склонного к самоконструированию. Не пытаясь ему польстить и выставить этаким героем «рассказов о Ленине», а просто признавая факты. Даже дополитические детали биографии Путина указывают на такую склонность. Во-первых, служба в КГБ вынуждала человека практиковаться в самостоятельном принятии решений: клерков в КГБ не держали, так что пусть вас не вводят в заблуждение фотографии молодого подполковника Путина, на которых он действительно иногда напоминает конторского служащего. Немножко не та была «контора», если вы понимаете, о чём я. Во-вторых, увлечения Путина (а хобби кое-что говорят о человеке, хотя делать по ним какие-то далеко идущие выводы не стоит — мы же с вами не какие-нибудь «жёлтые» журналисты) также свидетельствуют о нацеленности на самоконструирование — например, дзюдо. Думаю, не нужно объяснять, какая масштабная работа над собой необходима для того, чтобы не остановиться в этом виде спорта на уровне «общей физической подготовки».

В общем, безусловно, Путин не сел в премьерское и тем более президентское кресло «чистым листом», табула раса. И личностью он уже был, и политиком, в принципе, уже тоже был. Но Владимиром Владимировичем он начал становиться, на мой взгляд, совсем незадолго до назначения премьером. А именно — когда возглавил ФСБ. Это назначение большинством было воспринято как чистой воды номенклатурный ход: личность не просматривалась за должностью, казалось, что и значение имеет только должность, но никак не личность.

На деле назначение было весьма неординарным, и вовсе не в силу «неизвестной величины», каковой представлялся на тот момент Путин. Неординарным было отношение к должности, о котором стало известно позже от бывшего друга Путина — банкира Сергея Пугачёва. Не буду подробно останавливаться на этом персонаже, только отмечу: с определённого времени этот человек полагает себя «жертвой путинизма» — ровно с того момента, как Российская Федерация подала на него иск в Лондонский суд. Поэтому можно не сомневаться, что это именно «бывший» друг, который не станет приукрашивать личность президента, приписывая ему выдуманные положительные черты. Это тот случай, когда негативный отзыв нужно делить на десять, а положительный — умножать на два. Так вот, именно этот человек рассказал о том, что после назначения Ельцин предлагал присвоить Путину генеральское звание — по должности, так сказать. Путин отказался наотрез. Из КГБ в своё время он ушёл в звании подполковника и прыгать через несколько званий считал бессмысленным. Само предложение его очень удивило: на тот момент он рассматривал свою должность как временную и планировал в ближайшее время из политики уйти. По заверениям Пугачёва (https://www.svoboda.org/a/27165797.html), планировал всерьёз, абсолютно без всякой рисовки или «чтоб не сглазили». Просто не собирался строить политическую карьеру, и всё. Безусловно, в нашей власти верить или не верить в это, но есть факт, который можно по-разному интерпретировать, однако он остаётся фактом: это отказ от звания. Банкир Пугачёв называет это «красивым» ходом. Я бы сформулировал иначе: это политический ход. Не знаю, собирался ли на тот момент Путин уходить из политики, или, напротив, уже планировал дальнейшую политическую карьеру. Так или иначе, а ход с отказом — это самостоятельный выбор человека, который если и намерен двигаться по политическому пути, то собирается прокладывать свою колею, а не держаться предложенной кем-то извне, какой бы удобной и накатанной она ни была. Это действительно неординарный шаг не только для постсоветской политики, но и для политики европейской, хоть и по разным причинам. Европейская политика технологизирована и технократична, это прежде всего бюрократическая сфера; поэтому личная самостоятельность в ней — это фактор, скорее, маргинализирующий политика. Там выходить из колеи ради каких-то собственных принципов или представлений попросту нет смысла, это неэффективно в тамошней политической системе. Постсоветская политика — другое дело, она в обычных случаях представляет собой диковатую смесь номенклатурного наследования и финансового захвата. В этих условиях проявление личной самостоятельности нужно на дополитических этапах — завязывание номенклатурных связей и накопление «дикого» капитала. А собственно в политику ты приходишь уже на достаточно жёстко прописанных условиях, и выход из колеи в большинстве случаев означает выход из самой политики.

Вот тут мы оказываемся перед любопытным вопросом. Отказ от звания — это попытка выйти из колеи и выйти из политики? Или же это сознательная попытка сломать шаблон, стандарт политического карьеризма для того, чтобы открыть дополнительные каналы собственного влияния? Можно только гадать, но вне зависимости от результата гадания я считаю, что отказ от звания предопределил общую линию всей дальнейшей политической карьеры Владимира Путина. Эту линию можно сформулировать следующим образом: я готов участвовать в политике и соблюдать часть существующих правил, но лишь при условии, что будут приняты и мои правила — по крайней мере в том, что касается меня как политического деятеля. То есть своим отказом Путин показал, что политическая карьера интересна ему не сама по себе, а только как инструмент достижения целей. И если этот инструмент несовместим с его принципами, то он легко откажется от него. А если уж воспользуется, то на своих условиях. Я далёк от попыток представить Путина этаким супергероем, которому все преграды нипочём. Не считаю я его и волюнтаристом от политики — это вам не Хрущёв и не Трамп. Я всего лишь отчётливо вижу в этом отказе характерную точку отсчёта всей логики дальнейшего развития Путина как политика, как политического лидера.

Эта точка отсчёта была неизвестна публике. Именно поэтому в общественном восприятии «ранний» Путин представлялся фигурой отчасти загадочной, а отчасти бесцветной, прозрачной. Никто не мог допустить, что в российской политике, уже смирившейся с алкоголическим стилем Ельцина, появится другой стиль. Тем более никто не ожидал этого от официального преемника Ельцина. Именно поэтому в первое время информационная кампания по формированию «никакого» имиджа нового президента достигла определённого эффекта. Причём даже этот имидж воспринимался в известной степени позитивно, с этакой усталой снисходительностью и облегчением. Ведь преемник Ельцина! В сознании населения глубоко отпечатался первый президент независимой России — и посему любого политического лидера авансом ассоциировали с непредсказуемостью, взбалмошностью и бесконтрольностью. «Никакой» или, как тогда говорили, «технический» премьер, а позже президент был, что называется, за счастье. Соответственно, никто особенно не пытался задумываться: а что там, за этим неброским костюмчиком? Вполне возможно, что уже тогда рассматривалась роль Путина в качестве «мостика» от Ельцина к «идеальному» президенту. Такой «идеальный» президент должен был быть контролируемым, чтобы у его кукловодов не возникало трудностей. И в то же время он должен был безоговорочно нравиться населению, чтобы оно не заподозрило в нём марионетку откровенных врагов страны, внутренних или внешних.