Константин Долгов - После Путина

О том, как Путин опроверг все «ожидания» олигархов, выйдя из-под прямого контроля «влиятелей», я расскажу в следующих главах. А здесь отмечу главную «символическую» ошибку тех, кто, как они думали, «ставил» Путина на властвование. Они усиленно лепили из него преемника Ельцина — и в этом Путин полностью соответствует их программе. Я терпеть не могу Ельцина, поэтому, сами понимаете, не считаю, к сожалению, что пишу сейчас о Владимире Владимировиче что-то хорошее. Но объективно необходимо признать: Путин ни разу не позволил себе малейшего негативного высказывания о Ельцине. Он создал Ельцину все необходимые условия на пенсии, остался благодарен и памятлив после ельцинской смерти. И хотя я не питаю к Ельцину ни малейшего уважения, такое поведение Путина осуждать не могу. Это хорошо выглядело, это контрастировало с неприятным нашим обычаем валить всё на предшественников. Это выгодно отличало Путина от Хрущёва и от самого Ельцина.

Но это единственное, в чём Путин оправдал ставку групп влияния. В остальном — и в самом главном — они просчитались. Им нужен был новый номинальный лидер, которым они, «элиты», могли бы вертеть в своё удовольствие. Однако их ошибка заключалась в том, что, как и массы, они возложили на Путина полный символический груз. То есть он должен был в продолжение ельцинской модели олицетворять собой абсолютно всю российскую политику, воплощать всю российскую власть и символизировать её бесконтрольность и беспомощность. А Путин принял этот символический груз; взял на себя олицетворение всей российской политики и власти… и обработал его. Обработал этот груз осознанно и критически. Оставил за собой полноту символического отождествления (то есть принял модель «я = власть»), но пересмотрел его содержательную составляющую. Попросту отказавшись от шаблона бесконтрольности и беспомощности. Не сразу, не с первых дней, но Путин всё же вышел на противоположный смысл символического отождествления и фактически заявил «элитам»: я — власть, а вы — нет. И раз я власть, то я буду всё контролировать и буду всем править, как и положено власти. А вы — не будете, потому что вам не положено.

Именно с этого начиналась путинская эпоха российской жизни. Именно с этого началось то, что достаточно быстро назвали «поднятием с колен». Не помню кто, но кто-то из литераторов сказал тогда: ну наконец-то пришло время компенсировать десять лет государственного унижения! Это очень точные слова: Ельцин символизировал государственное унижение, Путин — возрождение государственного достоинства. Причём, подчёркиваю, именно на символическом уровне. Это было особенно важно — вернуть поддержку народа, вернуть народу чувство своей страны и своего государства. Для этого было необходимо показать гражданам: вот оно, государство. Оно живёт. Оно больше не намерено предавать ни вас, ни своих друзей. Оно не намерено выпадать пьяным из самолёта; оно не намерено устраивать клоунаду на предвыборной сцене. Оно вернулось, чтобы править.

Путин ответил на противопоставление власти и народа, которое пытались закрепить «элиты», другим противопоставлением: страны и олигархов. При этом власть недвусмысленно становилась на сторону страны, а олигархов и прочих «влиятелей» ставила перед несложным выбором. Либо вы — с властью и страной, и тогда мы разрешаем вам оставаться олигархами. Либо вы — против страны и власти, и тогда будьте любезны, пожалуйте на деолигархизацию. Прямому олигархическому управлению в новой России не бывать. «Ельцинская креатура» начала выполнять программу спасения России от Ельцина.

Один мой хороший друг, имя которого я не буду называть в целях его безопасности (он остался на Украине), когда-то придумал каламбур: «В мероприятии принимал участие Леонид Ильич Брежнев, уже тогда бывший Леонидом Ильичом Брежневым». Так вот, когда Путин начинал свой политический путь на высшем уровне, премьером, а после и. о. президента, он ещё не был Путиным. И Владимиром Владимировичем он ещё не был, даже первое время после избрания. Это вообще большая редкость, когда политик со старта начинает «быть собой», то есть действовать в политике так же, как спустя годы уже в статусе состоявшейся политической фигуры. Такое совпадение начальной точки отсчёта со зрелым периодом обычно обеспечивается технологически. Знаете, какие политики остаются неизменными в течение своей карьеры? Какие политики умудряются «сразу заявить о себе» и явить аудитории тот самый образ, с которым и придут к вершине своей публичной политической деятельности? Отвечаю: те, на кого этот образ надевают, как костюмчик, политтехнологи. Да-да, это политики, которым специалисты конструируют имидж почти с нуля; и в этот имидж политик заворачивается, как в оболочку, а потом носит, не снимая, до самой «вершины». Когда у того политика имидж меняется, это заметно даже совершенно несведущему в политтехнологиях человеку. Ведь всё работает по принципу обновления марки, ребрендинга, специально, чтобы внимание привлечь. И поэтому выглядит совершенно неестественно — как практически всё в рекламе и маркетинге. Такой политик — это товар, продукт, с ним можно делать всё что угодно, поскольку реальная его личность не имеет никакого отношения к той оболочке, которая выставляется на всеобщее обозрение.

Большинство самостоятельных политиков идут по своему карьерному пути совершенно иначе. Они динамичны поневоле; сохраняя стержневые принципы своего поведения, они вынуждены реагировать на новые обстоятельства, условия работы, иначе никакие они не политики. Поэтому большинству из них приходится с разной степенью успеха становиться самими собой уже после занятия высокого политического поста. С учётом сказанного берусь утверждать: когда Путин стал председателем правительства, он ещё не был Путиным. И не только потому, что его ещё не знали массы, но и потому, что политик Владимир Владимирович Путин на тот момент только начинал сам себя конструировать.

Небольшое отступление. В психологии и социологии о личности написано бесконечное количество работ на основании такого же количества исследований. Ни для кого, думаю, не секрет, что каждый из нас в большей степени — продукт общества, нежели «независимый индивидуум». То, что составляет нашу индивидуальность (у кого-то яркую, у кого-то не очень), это весьма малая часть нашего сознания, нашего существа. Остальное — влияние общества и обстоятельств. В то же время общество не создаёт нас, словно какое-нибудь архаичное бородатое божество, из органической глины, не вылепливает нас, как безучастных големов. После того как заканчивается первичный этап нашего вхождения в общество, усвоения основных норм и ценностей (это называется социализацией), наша личность продолжает испытывать социальное воздействие. Но о полном подчинении ему речь уже не идёт: во-первых, личность и сама уже влияет на общественные процессы, а во-вторых, она получает возможность сама себя создавать, конструировать, корректировать, совершенствовать. Кто-то делает это по минимуму, так сказать, плывя по течению. А кто-то целенаправленно выстраивает свою личность, формирует её по более-менее чёткому образцу. Безусловно, этот процесс ничуть не похож на собирание конструктора «Лего», он достаточно сложен, неравномерен, и образец-ориентир, к которому такой активный человек «ведёт» свою личность, подвергается заметным изменениям под влиянием обстоятельств. Важно то, что когда человек настолько активно участвует в самоконструировании, его зависимость от общества существенно снижается. Он, конечно, не превращается в этакую американскую мечту, в «селф-мэйд-мэна», но контролирует себя и свою жизнь лучше тех, кто занимает позицию пассивную, лишь реагируя на общественное воздействие.