Игорь Молотов - Мой друг Карлос Шакал. Революционер, ставший героем голливудских фильмов «Шакал» и «Карлос»

Может показаться, что сейчас мы говорим о глубоком старике, ветеране спецслужб, по заслугам проживающем свою почетную старость, однако Карлосу еще не было сорока и он был переполнен амбициями, выжидая, как хищник, чтобы наконец броситься в атаку. К атаке готовились и спецслужбы, которые знали о его местонахождении. Но старый «фараон» Миттеран продолжал отмахиваться от эмоциональных порывов своих силовиков. Карлос все это время представлял серьезную опасность, которая могла обернуться небывалым террором для плохо защищенных, девственных стран западного лагеря.

9 ноября 1989 года произошли события, которые потрясли не только Карлоса, но и весь мир, — в этот день пала Берлинская стена — символ установленного 40-летнего мирового порядка, ограничивающего гегемонию США и их сателлитов. Мощная людская река хлынула через Берлинскую стену с Востока на Запад, сметая на своем пути камень и пластик. Неистовый идиот Горбачев дает объединиться двум Германиям, считая, что последствия этого не окажут негативного влияния на политическую обстановку. В наказание за эту глупость разъяренная толпа начала крушить цитадель Германской Республики, ее сердце — Штазиград. По коридорам здания разбросаны документы, тяжелые шкафы вышвыривают через окна, а на стенах мятежники пишут противное советскому немцу «гестапо» и «оккупанты».

Небезынтересен и следующий эпизод. Нынешний президент России, тогда подполковник Путин и его сослуживцы могли наблюдать разгул анархии своими глазами из особняка на Ангеликаштрассе в Дрездене. В дрезденском отделении КГБ царила неразбериха — никакого понятия, как реагировать на грозные события, ни у кого не было. Хуже всего оказалось то, что в Москве, по-видимому никому не было дела до происходящего в советской Германии. Впоследствии Путин вспоминал, что КГБ, разъедаемый противоречиями, просто игнорировал все предупреждения и донесения, поступавшие от агентов из Восточного блока. Под угрозой теперь было само существование СССР.

«То, что мы делали, оказалось никому не нужным, — вспоминал Путин много лет спустя. — Что толку было писать, вербовать, добывать информацию? В Центре никто ничего не читал».

Падение Берлинской стены не привело ни к окончанию протестных выступлений, ни к отставке законного правительства ГДР. Агентурная сеть Штази по-прежнему действовала в республике, хотя власть тайной полиции постепенно ослабевала. Набравшиеся спеси после «берлинской победы» мятежники требовали проведения «свободных» выборов (о, как часто мы слышим это теперь от оранжевых сил!). Вскоре настала очередь Штази и ее старших братьев из КГБ. 5 декабря был организован митинг возле дрезденской штаб-квартиры Штази. Сначала митингующих было несколько сотен, но уже скоро их численность достигла нескольких тысяч разъяренных мужчин и женщин.

С балкона штаб-квартиры офицеры КГБ могли наблюдать эту толпу, штурмующую здание Штази. Владимир Путин лично спустился вниз и перешел через дорогу к зданию, где разворачивались серьезные события. Пульсирующая людская масса только увеличивалась, и в пять по берлинскому времени начальник дрезденского отдела Штази дал команду капитулировать и открыть ворота. Он умолял хлынувших людей вести себя подобающе, но кто его теперь слушал — этого бледного немолодого мужчину? Обезумевшая толпа терзала сталь и пластик здания, уничтожая документы и переворачивая столы. Владимир Путин вспоминал, что одна женщина в истерическом припадке кричала:

— Ищите туннель под Эльбой! Там заключенных пытают, пока они стоят по колено в воде.

Развернувшись, он отправился обратно, но, как оказалось, руководитель дрезденского отдела КГБ генерал Владимир Широков уже успел покинуть здание и растворился в ночном городе. В этот момент ударная часть разъяренной толпы двинулась по направлению к особняку, выкрикивая проклятья в адрес «советских». Часовой, наблюдавший за готовящейся атакой, бросился внутрь и отрапортовал подполковнику Путину, как старшему на тот момент по должности и званию, что штурм может случиться буквально с минуты на минуту.

Путин был в ярости — под его ответственностью были тысячи секретных документов, а руководство отделения самоустранилось от встречи с бунтующими мятежниками. Он по прямой связи связался с советской группой войск, потребовав выделить подкрепление для обороны здания, но дежурный спустил его на землю, заявив, что ни один солдат не покинет расположение без особого распоряжения из Москвы.

— Так звоните, — зарычал Путин и нажал на рычаг.

Почти пять минут он сидел около аппарата, ожидая звонка, но с того конца провода не торопились что-либо предпринимать. Он делает еще одну попытку дозвониться до дежурного.

— Что происходит?

— Я связался с Москвой, но Москва молчит, — ответил дежурный.

(Как это было знакомо восточным немцам, мечтающим узнать мнение Москвы насчет Карлоса.)

— И что теперь?

— Простите, но мы ничем не можем помочь вам.

В трубке зазвучали частые гудки отбоя.

«У меня тогда возникло ощущение, что страны больше нет, — вспоминает Путин. — Стало ясно, что Союз болен. И это смертельная, неизлечимая болезнь под названием паралич. Паралич власти».

Что делать дальше — оставалось загадкой: подкрепления не будет, никаких официальных заявлений тоже. Хотя и без официальных заявлений было ясно, что горбачевское руководство больше не собирается поддерживать Германскую Демократическую Республику. Не хотят событий, подобных тем, что были в Венгрии и Чехословакии. Да и воли, которая была тогда у руководителей партии, не было у Горбачева. Можно было оставить здание и вывести личный состав, но что делать с документами, за каждым из которых реальные человеческие жизни? В конце концов, что делать с присягой, которую он давал не Горбачеву, а советскому народу?

Путин принимает решение защищать здание. Он надевает форму, берет табельное оружие и уверенным шагом идет к мятежникам. Он был один, вооруженный легким пистолетом, не имеющий больше за спиной всей мощи советского государства. На улице его ждали разогретые спиртным люди, требующие впустить их немедленно в здание. Он дошел до ворот, остановился, медленно окинул взглядом собравшихся и негромким, но твердым голосом сказал:

— Это здание охраняется Вооруженными силами Союза Советских Социалистических Республик. Мои товарищи вооружены, и если кто-то попробует проникнуть на территорию — будет открыт огонь на поражение.

Он говорил на чистом немецком языке, спокойно, не теряя самообладания. Сделав заявление, он пошел обратно, а толпа застыла в нерешительности. В ответ раздались редкие вопли, но вскоре и они стихли — медленно активисты начали отступать к зданию Штази. Лишь спустя несколько часов к особняку на Ангеликаштрассе подъехала группа поддержки, состоящая из двух бронемашин с солдатами советских войск. Но в них уже не было необходимости.