Александр Щипков - Социал-­традиция

Поворот к традиции в общественном сознании заметен даже обывателю. Какое понимание традиции будет востребовано, кому удастся задействовать её символический ресурс, какие общие правила игры будут в итоге приняты? Этого нам не дано предугадать.

Один из вероятных сценариев — синтез левой идеи социальной справедливости и правых «традиционных ценностей». Этот синтез порождает феномен, называемый социал-традицией.

Социал-традиция в современной России означает единство национального опыта, включающего набор разных паттернов, от неовизантийства до социального государства позднесоветского периода. Это многообразие пока ещё слишком рыхлое и дискретное. Тому причиной — многократные разрывы традиции и «обнуление» общественного опыта, расколы внутри русского общества и стирание национальной идентичности. Это и отказ от идеи «Третьего Рима», и трагедия 1917 года, и не менее трагичный распад СССР, обернувшийся коллапсом общества и экзистенциальным кризисом. Многократные попытки сформировать в российском культурном пространстве неолиберальную конструкционистскую матрицу продолжаются. Это подавляет чувство коллективной самотождественности, разрушает воспроизводство национальной идентичности.

Жизнь народа — это процесс, который может быть вписан в одну из двух систем: в систему национальной традиции или в систему глобальной зависимости. Первый путь требует сегодня реальной модернизации, а не «догоняющего развития», о котором говорят адепты неолиберализма. Ведь в нормальном обществе традиция и модернизация — это не антитеза, а части одного целого.

Парадоксы российской истории объясняются не «загадочностью» русского характера и не «вековой отсталостью», а противоречием между глубинным содержанием национальной традиции и полупериферийным статусом страны в системе капиталистической мир-экономики. Как прежняя «хлебная олигархия», так и сегодняшние представители финансовых и сырьевых групп толкают Россию на путь десуверенизации и регресса.

Выход из этой ситуации возможен на основе социал-традиционализма, демократического централизма и христианизации общества.

В случае реализации этих возможностей России предстоит сыграть роль драйвера новой европейской христианизации. И это не вопрос чьей-то воли или субъективных пожеланий. Новая христианизация неизбежно произойдёт после распада неолиберальной социальной модели, начало которого мы уже наблюдаем.

Монографии:

Христианская демократия в России. М., 2004.

Традиционализм, либерализм и неонацизм в пространстве актуальной политики. СПб., 2014.

Национальная история как общественный договор: от экономического гегемонизма к консенсусу традиций. СПб., 2015.

Диалектика экономического и религиозно-этического в становлении русского социал-традиционализма. М., 2015.

Публицистика:

Во что верит Россия. СПб., 1998.

Соборный двор. М., 2003.

Территория Церкви. М., 2012.

Религиозное измерение журналистики. М., 2014.

Бронзовый век России. Взгляд из Тарусы. СПб., 2015.

До и после политики. М., 2016.

Панарин А.С. Православная цивилизация в глобальном мире. М., 2002. С. 13-15.

См.: Лиотар Ж. Ф. Состояние постмодерна / Пер. с фр. Н. А. Шматко. СПб. : Алетейя, 1998.

Амин С. Вирус либерализма: перманентная война и американизация мира. М. : Европа, 2007.

Фейерабенд П. К. Ответ на критику (комментарий к статьям Дж. Дж. Смарта, У. Селларса и X. Патнэма) // Структура и развитие науки. М. : Прогресс, 1978.

«Под парадигмой я подразумеваю признанные всеми научные достижения, которые в течение определённого времени дают научному сообществу модель постановки проблем и их решения» (Кун Т. Структура научных революций. М., 1977. С. 11); «Эта общность установок и видимая согласованность, которую они обеспечивают, представляет собой предпосылки для нормальной науки, то есть для генезиса и преемственности в традиции того или иного направления в исследовании» (там же. С. 29).

Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. М. : Прогресс, 1977; Фуко М. Археология знания. М., 1997.

Кун Т. Структура научных революций. М., 1977. С. 86.

См. напр.: Перелом: Сборник статей о справедливости традиции. М.: Пробел-2000, 2013; Плаха. 1917-2017: Сборник статей о русской идентичности. М.: Пробел-2000, 2015.

Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. Критика новейшей немецкой философии в лице её представителей Фейербаха, Б. Бауэра и Штирнера и немецкого социализма в лице его различных пророков // Избранные сочинения в 9 т. Т. 2. М.: Политиздат, 1985.

Мангейм К. Идеология и утопия. М., 1990.

Arendt H. The origins of totalitarianism. San-Diego, 1999.

Поппер К. Открытое общество и его враги: В 2 т.). — М.: Феникс : Международный фонд «Культурная инициатива», 1992.

Барт Р. Мифологии. М. : Директ-Медиа, 2007.

Фуко М. Археология знания. СПб. : Гуманитарная Академия, 2004.

Эта трагедия получила в обществе название Одесской Хатыни.

Доклад Святейшего Патриарха Кирилла на XХ Всемирном Русском Народном Соборе. 1 ноября 2016 г. // Эл. ресурс: http://www.patriarchia.ru/db/text/4656175.html.

Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек / Пер. с англ. М. Б. Левина. М.: АСТ, 2007.

См.: Бродель Ф. История и общественные науки. Историческая деятельность. Философия и методология истории. М., 1977; Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. XV – XVIII вв. М.: Весь мир, 2006.

Этот эффект можно сравнить с ощущениями человека, который обедает в ресторане внутри Эйфелевой башни. Всему Парижу башня видна, а ему — нет. Именно в этой связи Морис Дрюон в своё время признался, почему любит такие обеды: «Это единственное место в городе, где она не мозолит мне глаза».

Бодрийяр Ж. К критике политической экономии знака. М.: Академический Проект, 2007.

Ашкеров А. По справедливости: эссе о партийности бытия. М.: Европа, 2008. С. 27.

Делягин М. Почему Сталин вернётся. Радио «Комсомольская правда». 15 февраля 2013 года. URL: http://www.kp.ru/daily/26032/2949350/"/.

Ашкеров А. Цит. соч. С. 222-223.

Там же.

Этот термин следует отличать от понятия «естественная религия» Дэвида Юма — понятия, которое было всё же производным от термина «традиционная религия», хотя и предполагало определённую редукцию религиозного дискурса.

Отсюда фанатичное вольтеровское: «Мне ненавистны Ваши взгляды, но я готов отдать жизнь за Ваше право их высказывать».