Дмитрий Верхотуров - Сталин и женщины

Первая «красная юрта» появилась в 1926 году, а уже в 1928 году их стало больше 100. Первоначально юрту арендовали. Большие и вместительные юрты были только у баев, что давало им возможность тормозить работу. В брошюре Нухрат описывается, как бай прогонял женщин от «красной юрты». Помыкавшись, женорганизаторы приобрели у бая большую юрту в собственность. В Калмыкии, тоже кочевом регионе, изначально делали так: покупали отдельную кибитку, большую телегу, верблюда и не зависели от чьей-то милости. Первоначально, в агитационных целях, «красные юрты» кочевали часто и стояли на месте не больше двух недель. Но постепенно переходили на длительное кочевание и стали двигаться вместе с населением.

Юрта делилась занавеской, как было принято у кочевников при выделении молодых семей, на две части. В одной части размещалась консультация, где женщинам оказывалась медпомощь, а во второй части велись занятия по ликвидации безграмотности, различные кружки и чтение. Если погода позволяла, то слушательницы размещались на свежем воздухе вокруг юрты. И здесь главными темами были советское семейное законодательство («красные юрты» посещали районные судьи и следователи, иногда даже в них проводились судебные процессы), политграмота (кочевники знали Ленина и даже слагали о нем песни, но вот о советской власти у них было самое размытое представление), а также все больше и больше внимания привлекали культурно-бытовые вопросы: стирка, уборка, борьба с антисанитарией, приготовление пищи.

«Красные юрты» привлекли большое внимание кочевого населения. Их посещали и женщины, и мужчины, которые шли послушать чтение газет, получить консультацию или позвать фельдшера для помощи роженице. На открытие юрты стекалось население за 50–60 верст, весть об этом передавалась по «степному телеграфу» – узун-кулак [138]. К ним стекались торговцы, приезжала с лавкой кооперация, приезжали на праздник музыканты и певцы, проводились традиционные казахские соревнования в борьбе и в скачках. В общем, происходило смешение и слияние старых обычаев и новых, советских порядков. Время было бурное: шли выборы в аулсоветы, начиналась борьба с баем и готовилась коллективизация.

Однако век «красных юрт» в Казахстане был коротким. Последующая хозяйственная катастрофа начала 1930-х годов и страшный голод смели кочевое хозяйство вместе с «красными юртами».

Но вернемся к женским клубам в оседлых районах советского Востока. Одним лишь политическим и культурно-бытовым просвещением дело не ограничилось. Женщины Востока тоже должны были стать трудящимися. Потому в работе женских клубов все более заметное место стало занимать обучение рабочим и сельскохозяйственным специальностям, таким как шитье, ковроткачество, переработка сельхозпродукции. При клубах открывались мастерские, школы и курсы [139]. В тех районах, где были развиты женские кустарные промыслы, такие как ковроткачество, создавались артели с раздачей работы на дом. Они преследовали цель не только приобщить женщин к производительному труду, но и ослабляли материальную зависимость женщин от мужей, поскольку деньги за работу в артели могла получить только сама работница [140].

В итоге всех усилий к 1930 году в СССР была развернута целая сеть из 103 женских клубов, 364 женских уголков и 150 «красных юрт» [141]. Фронт женской отсталости в районах Востока был прорван. Но это не означало, что борьба за женское равноправие была закончена. Напротив, по мере развития женского просвещения она вступала в фазу решительной схватки со старыми порядками, и в частности с паранджой.

В Узбекистане сильный удар по неравноправию женщин был нанесен в 1925 году, во время водно-земельной реформы. После того как к 1924 году басмачество было более или менее подавлено, советские органы приступили к разрешению земельного вопроса. Он был самым тесным образом связан с положением женщин, поскольку владение землей и правом на получение воды из оросительной системы по традиции допускалось только для женатых мужчин. Традиция была разумной только на первый взгляд. Для свадьбы требовалось уплатить калым, составлявший весьма немалую сумму, да и сама свадьба требовала расходов и подарков. Бедняки, не имевшие средств на калым, не женились и соответственно не получали земли и воды. Чтобы прожить, они нанимались батраками в байские хозяйства. Баи же, платившие калым и имевшие несколько жен, владели крупными земельными наделами. Традиции были ловушкой, цепко державшей бедноту и не позволявшей ей вырваться из нищеты и полурабской эксплуатации.

Советская реформа проводилась на уравнительной основе. В Узбекистане в ее ходе было ликвидировано 4801 байское хозяйство, отрезаны излишки земли у 23 036 зажиточных хозяйств. Земельный фонд в размере 474,3 тысячи десятин позволил наделить землей 89 729 безземельных и малоземельных хозяйств [142]. К огромному изумлению дехкан, землю получили и женщины. Их было немного, всего 706 женских хозяйств по всему Узбекистану. Но для узбеков, привыкших, что женщины землей владеть не могут, это было настоящим потрясением устоев.

Вслед за этим началось наступление на паранджу. Первыми паранджу сбросили жены рабочих-узбеков в 1924 году, после выхода декрета Туркестанского ЦИК о запрете калыма. Но масштабный натиск стал возможен только после земельно-водной реформы. Он так и назывался – «худжум», то есть наступление. Идея принадлежит первому секретарю Средазбюро ЦК ВКП(б) И.А. Зеленскому. Он в сентябре 1926 года предложил провести кампанию по снятию паранджи. Атака была намечена на 8 марта 1927 года. В этот весенний день в Ташкенте, Самарканде и Коканде состоялись митинги. В древнем Самарканде площадь Регистан перед знаменитым медресе Улугбека была заполнена женщинами. Эта площадь была цитаделью старых порядков, здесь в старину провозглашались ханские указы, здесь проводились публичные казни, и здесь по приказу Тимура выставлялись головы казненных. Место для худжума было выбрано знаковое.

Собравшийся народ кипел. На площади толпой стояли женщины, а в соседних переулках скопились мужчины, недовольно взиравшие на происходившее действо. После зажигательных речей ораторов женщины стали снимать с себя паранджу, а потом сложили покрывала в огромную кучу и подожгли [143]. Это был исторический момент.

8 марта 1927 года 10 тысяч женщин избавились от покрывал и еще 90 тысяч женщин сняли паранджу в течение трех последующих месяцев. Для улемов это было вопиющим нарушением привычного порядка, настоящим бунтом. В мечетях муллы и ишаны [144]исходили красноречием в проповедях против невиданного попрания традиций. Против женщин развернулся настоящий террор. Мужья их избивали и выгоняли из дома, нападали на улицах и убивали. По весьма неполным данным, с ноября 1927 года по март 1928-го было убито 235 узбечек, снявших паранджу. Комсомольцы создавали специальные дружины, охранявшие на улицах женщин, отказавшихся от покрывал. Но этого было явно недостаточно, и очень многие женщины, запуганные волной террора, снова обряжались в покрывала. Это было даже в семьях членов партии.