Сергей Кургинян - Красная весна

В прошлом такое происходило неоднократно. Древний Карфаген… Судьба городов, не открывавших ворота перед Чингисханом, Батыем, Тамерланом. Историческим оптимистам, слепо верившим в неуклонность смягчения нравов, казалось, что подобное не может повториться в условиях всеобщего (или почти всеобщего) просвещения. XX век доказал комичность и губительность таких упований. Гитлер поставил перед рейхом задачу уничтожения советской Трои (народа и государства). Советские люди это поняли. И дали этому необходимый отпор. Линейная мобилизация под задачу спасения народа и страны была осуществлена. И потому, что для этого имелись необходимые организационные средства (партия, централизм, форсированное техническое развитие), и потому, что народ признал неслыханную мобилизацию необходимой и неизбежной.

Народ с этой самой мобилизацией согласился внутренне, увидев нацистские шатры у стен родимой советской Трои. Сожженные деревни и города, планомерно истребляемое и угоняемое в полон население — всё это как раз и было решающим аргументом в пользу общенародной жертвенной мобилизации. Нельзя недооценивать значение всего того древнего, нутряного, что всколыхнула гитлеровская агрессия (и не всколыхнула Первая мировая). Но можно ли сводить всё к этому невероятно важному фактору? Как объяснить тогда внутреннюю мобилизацию народа в Гражданскую войну, в эпоху коллективизации и индустриализации? А ведь без этой мобилизации, столь же мощной и столь же «нутряной», как и мобилизация советских троянцев, увидевших у своих стен шатры ахейцев, чреватые для всех троянцев реальной страшной бедой, — не было бы ни СССР, ни победы в Великой Отечественной войне.

Успех двух советских мобилизаций привел к разгрому гитлеризма и освобождению человечества из-под пяты чудовищного нацистского рейха.

Первая из этих двух мобилизаций носила идеологический, более того — миропроектный характер. Советские коммунисты предложили свой Красный проект народам СССР. Прежде всего, русскому народу как собирателю великого государства. И все народы СССР, и русский народ, и большая часть человечества приняли Красный проект как благую весть, как шанс на реализацию своих тысячелетних хилиастических ожиданий. Советский народ пошел на огромные лишения ради реализации целей Красного проекта. Без этой первой мобилизации не было бы индустриализации, а значит, и победы в Великой Отечественной войне, требовавшей не только духовного превосходства над противником, но и соизмеримой с ним технической мощи.

Вторая мобилизация, конечно же, мощнейшая, затронувшая, в том числе, и тех, кто не был сторонником мобилизации советской, носила иной характер. Речь пошла о спасении от полномасштабного геноцида каждой советской семьи. И народа в целом.

Два этих мобилизационных проекта, сплавленные в единое сверхпрочное целое, породили материал человеческих убеждений, выдержавший чудовищные, невиданные нагрузки. Но этот потенциал линейной, то есть краткосрочной мобилизации не мог не уменьшиться после победы в Великой Отечественной войне и завершения первичного восстановительного периода. Просто потому, что один из двух мобилизационных потенциалов был обнулен. Это всегда происходит после того, как цель, под которую производилась мобилизация, оказывалась осуществленной ( рис. 2).

Падение потенциала мобилизации, вызванное победой в Великой Отечественной войне и восстановлением разрушенного хозяйства.

Падение потенциала мобилизации, вызванное разоблачением культа личности Сталина («освобождением» от сталинской идеологии мобилизации и порожденной этой идеологией практики).

Падение потенциала мобилизации, вызванное «гуляш-коммунистической» программой Хрущева.

На рисунке 2 изображены графически этапы роста и падение потенциала мобилизации советского общества.

Вначале (с 1917-го по 1941-й) — очень высокий потенциал мобилизации под притягательную советско-коммунистическую идеологию, отвечающую мечтаниям народов нашей страны. И прежде всего — страстным мессианско-хилиастическим чаяниям русского народа — собирателя великой державы.

Затем (с 1941-го по 1950-й) — рост потенциала мобилизации до уровня, невиданного в истории человечества. Рост этот был вызван тем, что возникла суперпозиция двух мобилизаций: идеологической и сотериологической [37](то есть продиктованной вставшей во весь рост, явной и очевидной для всех задачей буквального спасения государства и народа).

К 1950 году задача спасения народа и государства от уничтожения была решена. Соответственно, потенциал сотериологической мобилизации не просто упал до нуля. Он упал даже несколько ниже нуля. Ибо сработал синдром достижения цели. А когда этот синдром срабатывает, не только падает до нуля мобилизация, но и возникает демобилизация. То есть потребность в какой-то сатисфакции за долгое воздержание от всяческих, даже самых скромных жизненных радостей.

Но падение до нуля потенциала сотериологической мобилизации никак не повлияло (и по определению не могло повлиять) на потенциал идеологической мобилизации. Скорее, даже наоборот: раз мы такого страшного врага победили, мир от нацизма спасли, пол-Европы завоевали, то победа нашей идеологии очевидна. И она, как и было предсказано Марксом-Энгельсом-Лениным, неминуемо вот-вот приобретет всемирно-исторический характер. Китай стал коммунистическим, Индия вот-вот станет!

Для того чтобы потенциал идеологической мобилизации начал падать вслед за потенциалом мобилизации сотериологической, нужно было разоблачение культа личности Сталина. И не просто как разоблачение чьих-то ошибок и перегибов, а именно как оформление единого — и элитного, и массового — заказа на новый тип жизни, освобожденный от всяческой мобилизации. Сдвигающий приоритеты от всеобщего к единичному («Ты, батя, вкалывал от зари до зари, а мать? А семья? А дети?»).

В этот момент элита как субъект стратегического целеполагания должна была сделать выбор. Либо возглавить отказ от мобилизации, возглавить процесс перехода общества к новому, немобилизационному формату жизни и деятельности, либо переламывать ситуацию и создавать условия для новой убедительной и долговременной (а значит, нелинейной) мобилизации. Какой именно?

В конце 50-х — начале 60-х годов были заделы, позволявшие перейти к качественно новому мобилизационному рывку. Молодежь, травмированная хрущевской десталинизацией, залечивала травму искренними поисками в сфере коммунистической идеологии. Развенчание культа личности Сталина сопровождалось клятвами в верности коммунизму, очищенному ленинизму. Новое поколение завидовало подвигу отцов. Оно было идеалистичным, романтичным, бескорыстным. Оно стремилось противопоставить ожиревшему номенклатурному сталинизму свое подвижничество, свой аскетизм. Успехи в ядерной физике, в освоении космоса создали новую, еще не отравленную диссидентством технократию, готовую жить «не хлебом единым» (название модного тогда романа Дудинцева), «идти на грозу» (название еще более модного романа Гранина). Такова была социальная база для качественно нового мобилизационного рывка, для поворота в сторону нелинейной мобилизации.