Леонид Млечин - 10 вождей. От Ленина до Путина

События той поры наложили глубокий отпечаток на взгляды Андропова по отношению к сателлитам Москвы. Он всегда был сторонником в решающую минуту использовать самые жесткие меры против «контрреволюции». Будущий генсек гордился своим участием в «подавлении мятежа». Не знаю, как он вспоминал Имре Надя, лично ему хорошо знакомого. Ведь в ноябре 1956 года бывшего премьера обманом захватили, когда тот выходил из югославского посольства, а через полтора года расстреляли. Андропов помнит, что Имре очень любил национального поэта Шандора Петефи и они не раз говорили с венгерским руководителем о поэзии… Совпосол не мог только понять, как Надь, сотрудничавший в свое время с НКВД, мог стать «предателем»…

Глава венгерской партии Матьяш Ракоши, сметенный со своего поста восстанием, хотя формально его отстранил пленум ВСРП, писал воспоминания. С тех пор он жил в СССР. После его смерти КГБ изъял мемуары опального секретаря, боясь, что они могут попасть за рубеж. Но ортодоксальный Ракоши, как показало изучение рукописи в ЦК КПСС, писал свои заметки с просоветских позиций. Однако Андропов с большим интересом ознакомился с переводом наиболее интересных мест: ничего осуждающего в адрес советского посла там не было сказано…

В целом биография Андропова – типичная партийная карьера для удачливых советских руководителей. Попав еще в молодости в номенклатурную обойму, Андропов не затерялся на нижних и средних этажах карьеры, а добрался до самой ее вершины.

Особенностью унаследования власти явилось то, что из семи высших руководителей большевистской партии и СССР за всю его историю это был первый человек, который непосредственно из чекистского кресла пересел в самое высшее партийное. Рой Медведев даже назвал свою книгу, исходя из этого факта: «Генсек с Лубянки».

Это не было чистой случайностью. Чем ближе система подходила к краю исторической бездны, тем сильнее проходила «кагэбизация» великой страны. Но, и это принципиально важно, процесс все больше трансформировался из сферы физического террора (как при Ленине и Сталине) в область духовного, идеологического контроля за миллионами людей. Андропов, полтора десятка лет возглавлявший мощную, разветвленную «комитетскую» систему, давно пришел к выводу, что широкая «гулагизация» страны исчерпала себя, она дискредитирует КПСС и СССР в глазах всего мира и, что самое главное, малоэффективна.

Тем более что совершенствование машины террора никак нельзя совместить с его же утверждением, что социализм в области демократии давно идет «намного впереди самых демократических буржуазных государств».

Хрущев, нанесший на XX съезде партии мощный удар по «карательным органам», заставил их руководителей искать новые формы и способы контроля и удержания в повиновении миллионов людей.

Андропов оказался тем человеком, который смог осуществить известную «либерализацию» «органов», перенеся центр тяжести усилий по изоляции неблагонадежных на контроль за состоянием индивидуального и общественного сознания. Нет, конечно, нередко людей за убеждения сажали, ссылали, выдворяли за границу. Но центр тяжести был перенесен на так называемую «профилактическую работу». Здесь он добился многого: привлек науку к изучению тенденций в умонастроениях людей, усилил влияние «органов» на партийную сферу, уделял особое внимание борьбе за «чистоту» марксизма-ленинизма. Не случайно большинство крупных публичных выступлений Андропова связаны прежде всего со сферой духа, где КГБ выступал своего рода государственным интеллектуальным надсмотрщиком.

Вот некоторые темы крупных выступлений Андропова: «Ленинизм озаряет наш путь» (Москва, 22 апреля 1964 г., доклад, посвященный очередной ленинской годовщине); «Пролетарский интернационализм – боевое знамя коммунистов» (доклад в Берлине, посвященный 100-летию I Интернационала, 26 сентября 1964 г.); «Дружба советских народов – неиссякаемый источник наших побед» (доклад в Таллине 27 декабря 1973 г.); «Ленинизм – наука и искусство революционного творчества» (доклад в Москве 22 апреля 1976 г.); «Идеологическая диверсия – отравленное оружие империализма» (выступление на совещании в КГБ СССР в феврале 1979 г.); «Ленинизм – неисчерпаемый источник революционной энергии и творчества масс» (выступление в Москве в апреле 1982 г.) и другие, подобные этим, темы речей и докладов на самых представительных заседаниях и совещаниях. Естественно, что содержание этих выступлений, прошедшее «доводку» в отделе пропаганды ЦК, было глубоко ортодоксальным и почти совсем не несет личностного отпечатка.

Как «завещание» прозвучала теоретическая статья Андропова в «Коммунисте» № 3 за 1983 год: «Учение Карла Маркса и некоторые вопросы социалистического строительства в СССР». В ней, правда, звучат в основном старые, традиционные мотивы о неисчерпаемости и творческом характере марксизма, развитии «социалистической демократии» и необходимости повышения общественной дисциплины, порядка и организованности.

Андропов проницательно видел, что только контроль за теоретической мыслью, а также общественным сознанием и умонастроениями людей может дать шансы сохранить стагнирующую систему. Для Андропова «строгий учет и строгое соблюдение этого принципа» {819}имеют особое значение.

Придя в 1967 году на Лубянку, в мрачное, печально знаменитое здание КГБ на площади Дзержинского, Андропов не пожалел времени для ознакомления с некоторыми нашумевшими (или, наоборот, неизвестными) делами прошлого НКВД. Ему приносили, по его требованию, архивные дела из спецхранилищ КГБ и ЦК КПСС, связанные с различными страницами деятельности его предшественников. Чего здесь только нет!

Так, Андропов просмотрел «Дело-формуляр № 8355» на Рамзая – Рихарда Зорге, которого он считал одним из лучших советских разведчиков. В условиях повальной шпиономании Главное управление государственной безопасности признало его «немецко-японским шпионом» и готовило, после отзыва из Токио, арест разведчика. На донесения Зорге исключительной важности Сталин наложил оскорбительную резолюцию, чтобы сообщения «немецкого шпиона» ему больше не докладывали.

К слову, бывший шеф ЦРУ А. Даллес в своей книге «Искусство разведки» пишет, что донесения Зорге были равны «многим дивизиям»

Сталина, но последний ничего не сделал, чтобы спасти разведчика после ареста в Токио. В деле много интересного и загадочного, например, тайна смерти в ссылке 38-летней жены Зорге – Максимовой Екатерины Александровны…

Андропов, читая, видимо, поражался, сколь неразборчивой была гильотина сталинского террора, так исторически безнадежно скомпрометировавшая все «великое дело».

Председатель КГБ был знаком с системой постоянного наблюдения и слежки за «опасными лицами» не только в СССР, но и за рубежом. Наглядный пример – «агентурная разработка» А.Ф. Керенского (Клоун), закрытая лишь в 1963 году «в связи со старческим возрастом и бесперспективностью разработки». Андропова могло лишь удивить, как при тогдашних советских «нравах» Керенскому удалось уцелеть…