Леонид Млечин - 10 вождей. От Ленина до Путина

По-прежнему в международных политических делах, комдвижении Москва пыталась дирижировать. Так, 11–12 июля 1984 года в Москве состоялось очередное совещание секретарей ЦК БКП, ВСРП, КПВ, СЕПТ, КП Кубы, НРЛП, МНРП, ПОРП, РКП, КПСС и КПЧ {962}. На совещании все обсуждали, как наставить побольше «палок» в американские «ракетные колеса», как использовать европейские и мировые общественные форумы для «продвижения» собственных планов.

При Черненко все осталось, как было раньше: жесткая ортодоксия, что касается идеологических вопросов, укрепление социалистического содружества во главе с СССР, международного коммунистического движения, стран «социалистической ориентации» и, конечно, конфронтационный курс по отношению к США и НАТО. Шестой лидер КПСС и СССР был не в состоянии внести в советскую внешнюю политику нечто такое, что могло сохранить на ней хоть какой-то отпечаток личного «творчества», мысли, интереса.

Пожалуй, Черненко проявил не столько интерес, сколько любопытство к приезду в СССР Ким Ир Сена.

Черненко помнит, как еще зимой 1984 года северокорейский лидер заявил, что хотел бы воспользоваться давним предложением посетить Советский Союз. Москва, естественно, поддержала это желание. Отношения с КНДР, исповедующей идеи «чучхе», уже давненько стали своеобразными. Когда Черненко принесли план визита, он неожиданно затребовал у шестого сектора общего отдела материалы по корейской войне. Человек, которого, кроме партийных дел, кадровых передвижений и канцелярской бюрократии, ничего, казалось, не интересовало, с любопытством листал документы о той далекой, односторонне известной в СССР войне.

Черненко узнал, например, что Ким Ир Сен впервые поставил вопрос перед Москвой о «военном объединении» Северной и Южной Кореи 19 января 1950 года. Северокорейский вождь говорил, что «сам он начать наступление не может потому, что он коммунист, человек дисциплинированный и указания товарища Сталина для него являются законом» {963}. Сталин, пару недель подумав, дал согласие, запросив, между делом, за обещанное оружие, боевую технику (все было поставлено в избытке) и за советников несколько тонн золота, серебра, десятки тонн моноцитового концентрата. Черненко, бывший в годы корейской войны заведующим отделом пропаганды и агитации в Молдавии, ничего, конечно, об этом не знал. С проснувшимся любопытством генсек переворачивал листы тридцатилетней давности.

Ким Ир Сен приезжал из Пхеньяна специальным поездом. На Ярославском вокзале 23 мая 1984 года его встречали Тихонов, Громыко, Устинов. Для восточного диктатора все «приподняли»: почетный караул, обед, резиденция. В Екатерининском зале Кремля шли переговоры. Черненко привычно читал текст. Крупные буквы. Рубленые фразы. Ему сказали, что Ким будет напирать на «милитаризацию» Южной Кореи и станет просить оружие, оружие, еще оружие. Всякое…

Черненко, прочитав свою часть «беседы», вынужден был почти час слушать «великого вождя», говорившего действительно о том, что от него ждали. Генсек еще не знает, что незадолго до своей смерти, в феврале 1985 года он подпишет приглашение сыну Ким Ир Сена – Ким Чен Иру – «любимому руководителю» – посетить Советский Союз {964}. Спецслужбы сообщили, что «сам» вождь сильно болен и хорошо бы «установить нормальные связи» с его преемником. Ким Чен Ир проигнорировал приглашение Черненко, а сам «великий вождь» прожил еще почти десять лет…

Черненко, однако, пообещал дать новое оружие: авиационное, радиотехническое, средства ПВО. Ким Ир Сен был удовлетворен обещаниями генсека.

Когда в августе 1985 года мне довелось побывать в Пхеньяне в составе делегации, возглавляемой Маршалом Советского Союза В.И. Петровым, корейцы не раз ссылались на обещания Черненко. К слову, в группе был еще один будущий маршал – генерал армии Д.Т. Язов.

Все встречи, переговоры с высшими лидерами страны вращались вокруг одной темы – вооружений. Ким Ир Сен, плотный человек небольшого роста (а на всех скульптурах, картинах – он гигант в окружении бесчисленных масс низкорослых людей), несколько раз ссылался на Черненко, Устинова, которые обещали помочь модернизировать северокорейскую армию. Говоря об опасности со стороны США и южнокорейской армии, Ким Ир Сен подчеркнул, что «если на нас нападут, то на юге поднимется мощное партизанское движение». Но нам тогда нужно перебросить туда отряды специального назначения. Постройте нам вертолетный завод: нам нужно 500 вертолетов для этой цели. Дайте новые самолеты, зенитные ракеты, радиотехнические средства…

Слушая, думал: неужели лидеров в Пхеньяне ничему не научила страшная война в 1950–1953 годах, стоившая стране многих сотен тысяч жизней? Что-то запредельное, иррациональное, мистическое слышалось в поклонении молоху военной силы… Глядя на страшную бедность корейцев, но при этом на их высокую организованность и фанатичную веру в своего вождя, думалось: здесь находится самая близкая модель казарменного коммунизма. Они по-прежнему чтят Сталина, как никого другого в СССР, счастливы (и, видимо, искренне), что у них есть свой земной бог…

А в России после Сталина земных богов больше не было. Черненко являлся лишь пародией на «вождя».

Генсек практически никуда не ездил. Ему было трудно, да он и не слыл мастером соблюдать старую большевистскую традицию «общения с народом». А вот штурвал политбюро не выпускал из рук. Лишь когда 16 июля 1984 года он ушел в отпуск, то 19 числа этого месяца за председательское место впервые сел М.С. Горбачев, возможно, чувствуя, что скоро обоснуется здесь надолго. Но уже в середине августа Черненко вновь у «пульта управления». Он никак не хотел надолго покидать свой пост. Возможно, боялся «хрущевского варианта».

За короткий исторический миг, что пробыл на вершине властного холма Черненко, политбюро все же коснулось нескольких серьезных вопросов. Именно коснулось. Один из них-атомная энергетика. Специалисты, приглашенные на заседание, доложили, что с 1976 года мощность АЭС в стране возросла в 4,5 раза и достигла 20 миллионов киловатт. Поражало воображение то, что в этот момент шло строительство еще более 20 атомных станций общей мощностью 85 миллионов киловатт!

Ученые и специалисты в своих докладах к заседанию политбюро привлекали внимание высших руководителей партии и страны к тому, что имеются серьезные просчеты в проектировании АЭС, особенно это касается ядерной, радиационной и пожарной безопасности. То были пророческие, серьезные сигналы, однако плохо услышанные.

Заключал обсуждение генеральный секретарь. Листы с заготовленным для него текстом тряслись в его руках. Он с трудом, путая, называл цифры, произносил незнакомые ему технические термины, задыхался, несколько раз доставал баллончик из кармана и, прикрыв его ладонью, «тникал» в рот. Участники заседания молча глядели в свои блокноты… Немного отходил и продолжал озвучивать совершенно непонятный для него текст. Больше напирал на то, что на «одной площадке, где строится АЭС, количество монтажников превышает нередко 10 тысяч человек, а за рубежом в 2–3 раза меньше».