Леонид Млечин - 10 вождей. От Ленина до Путина

Ленинская система формировала элементарно мыслящих людей, слепо верящих в догматы ленинской псевдорелигии типа: «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно», «Политика есть концентрированное выражение экономики», «Ленинизм – это марксизм эпохи империализма». Вскормленные этой пищей люди верили, что генетика и кибернетика-лженауки, войны неизбежны, капитализм обречен, что в СССР нет эксплуатации человека человеком, и т. д.

Такими воспитывали советских людей труды Ленина и его «продолжателя» Иосифа Виссарионовича Сталина.

По себе знаю, до XX съезда партии мы все считали, что Ленин и Сталин нерасторжимы в своем большевистском единстве. И это представление было правильным, как это ни странно теперь покажется. Но XX съезд разъединил их, оставив Ленина на пьедестале поклонения и свергнув с него Сталина. А надо было удалить обоих… Но так мы думаем только сейчас. И то не все.

А тогда… Н.И. Бухарин, находясь в одиночной камере тюрьмы, написал в 20-ю годовщину октябрьского переворота строки, рассчитанные на «дарование» жизни: «На долю ленинского гения выпала эпоха перехода к социализму, и он воплощал эту бурную эпоху в ее мощных движениях… Но эпоха издает себе нужных людей, и новые шаги истории выдвинули на его место Сталина, центр тяжести мысли и действий которого – следующий перевал истории, когда социализм победил под его руководством навсегда. Все основные жизнедеятельные функции синтезированы в победоносном завершении великих сталинских пятилеток, и теория объединяется с практикой во всем гигантском общественном масштабе…» {332}

Незадолго до своего ареста Бухарин побывал в Париже, выполняя задание Сталина: поиск и спасение архивов Маркса, Энгельса и некоторых других. После долгих колебаний Бухарин тайно посетил семью одного из лидеров меньшевиков Федора Ильича Дана. Его жена Лидия Осиповна Цедербаум (к тому же сестра Ю.О. Мартова) вспоминала о встрече так. Коснулись Сталина. Бухарин, волнуясь, начал: «…Вот вы говорите, что мало его знаете, а мы-то его знаем… Он даже несчастен от того, что не может уверить всех, даже самого себя, что он больше всех… Если кто говорит лучше, он обречен, он уж не оставит его в живых, ибо этот человек вечное ему напоминание, что он не первый, не самый лучший; если кто лучше пишет – плохо его дело… Нет, нет, Федор Ильич, это маленький, злобный человек, нет, не человек, а дьявол» {333}.

Так думал и говорил один из мучеников лжеидеи – талантливый Бухарин, когда на миг освободился от личного страха – непременного психического продукта любой диктатуры и деспотии.

Было бы справедливо заметить, что у многих советских людей существовал и в те времена как бы «нижний этаж» сознания, где находил свое тайное убежище политический скептицизм как глухой внутренний протест против несвободы личности. Нередко политическая совесть уходила в подсознание и, удерживаемая там страхом, «дремала». После смерти Сталина страх стал отступать; появился целый жанр «кухонных» диспутов и анекдотов, которые при жизни диктатора были просто смертельно опасны. Как рассказывает Ю. Борев, соберутся вечером в коммунальной кухне пришедшие с работы люди, и какой-нибудь смелый остряк заводит разговор:

«А знаете, Козловский, ведая, что Сталин любит слушать его песни, обратился к нему с просьбой:

– Я никогда не был за границей. Хотел бы съездить.

– Не убежишь?

– Что вы, товарищ Сталин, да для меня родное село дороже, чем вся заграница!

– Правильно. Молодец! Вот и поезжай в родное село!» {334}

Стало возможным форму духовного протеста против режима выражать и через «внутреннюю эмиграцию». Чем больше времени проходило после смерти Сталина, тем число «внутренних эмигрантов» множилось. Основные «теоретические» труды Сталина о ленинизме невелики:

«Об основах ленинизма» – около восьми десятков страниц, «Вопросы ленинизма» и того меньше – полсотни. Но автор сумел втиснуть сюда в самой элементарной форме всего Ленина: это и исторические корни ленинизма, и классовая борьба, и диктатура пролетариата, крестьянский и национальный вопросы, стратегия и тактика в революции, теории о возможности победы социализма в одной стране, мировой социалистической революции, учение о партии и другие вопросы.

Сталину удалось в предельно сжатой и элементарной форме изложить весь «ленинизм» на 120–130 страницах! Например, раздел «Главное в ленинизме» (конечно, это диктатура пролетариата. – Д.В. ) занимает менее двух страниц! Нужно отдать должное вождю – он умел упрощать, предельно примитизировать и лаконизировать самые сложные вопросы до сухой и короткой, как выстрел, фразы. Раскладывая теорию по примитивным «полочкам» своей схемы, он это делал не только для доступности. Сталин и мыслил так же: схематично, бинарно, классово-элементарно.

Везде у Сталина «первое противоречие», «второе противоречие», «третье противоречие»; «догма первая», «догма вторая», «догма третья» (речь идет об «оппортунистах» II Интернационала); вся «теория пролетарской революции» умещается в «положение первое», «положение второе», «положение третье»; учение о партии укладывается в несколько особенностей: «партия, как передовой отряд рабочего класса», «партия, как организованный отряд», «партия, как высшая форма классовой организации», «партия, как орудие диктатуры пролетариата», «партия, как единство воли» и т. д.

Популяризатор и толкователь ленинизма смог все богатство социальных и политических отношений, духовной жизни, экономических реальностей загнать в прокрустово ложе псевдорелигиозной методологии.

Конечно, Сталин смакует ленинскую идею-определение: «диктатура пролетариата есть неограниченное законом и опирающееся на насилие господство пролетариата над буржуазией…», видя в нем ключ к построению социалистического общества. Но при этом генсек придерживается ленинской утопической идеи о том, что диктатура пролетариата «способна подготовить отмирание государственности» при коммунизме. Для Сталина крестьянство является (он ссылается на ленинизм) только «резервом пролетариата», а национальный вопрос – это всего лишь часть «вопроса о пролетарской революции, часть вопроса о диктатуре пролетариата».

Примечательны размышления Сталина о стратегии и тактике партии в классовой борьбе. Вдумайтесь: до февраля 1917 года «основной удар – изоляция либерально-монархической буржуазии»; с марта 1917-го до октября 1917 года «направление основного удара – изоляция мелкобуржуазной демократии (меньшевики, эсеры)»; а после октября «основной удар – изоляция мелкобуржуазной демократии, изоляция партий II Интернационала»…

Таким образом, большевики, стремясь к власти, направляли основные усилия не против крупной буржуазии, а против либеральных, демократических сил, главных приверженцев свободы в России.