Владлен Логинов - Союз можно было сохранить

С.К. Говоря иными словами, вы заботились о легитимности ?

Л.К.Именно так, мы хотели принять настоящий документ, документ, который бы ни у кого не вызывал никаких сомнений. Но сомнения возникли сразу – у наших юристов. Говорят, что нужно собрать всех, кто подписывал союзный договор. Не три республики, а всех.

Мы решили зайти с другой стороны. Россия, Украина и Белоруссия стояли у колыбели Союза. Им и решать, ведь другие республики присоединились к договору потом. Юристы все же считали, что по такому поводу нужно собраться всем вместе. Ибо могут возникнуть проблемы, если нас не поддержат и выступят против.

С.К. Боялись, что Горбачев применит силу?

Л.К.Думаю, что проблема могла быть в другом. Боялись, что люди не воспримут наше решение как должное, будет ли документ легитимным для них? Сомнения оставались. И торопиться было опрометчиво, и времени для раскачки не было. Цейтнот. Именно поэтому окончательный документ был подписан лишь 22 декабря 1991 года на очередной встрече в Алма-Ате. И его подписали все республики.

А тогда, на встрече в Беловежской Пуще, мы формировали принципы взаимоотношений будущего содружества. Сидели и формировали. Писал я, Бурбулис – все участвовали. Писали, обсуждали и сразу отдавали на перепечатку. Работа была очень напряженной.

С.К. А помощники что, не помогали?

Л.К.Да не было никаких помощников, сами работали. Когда документ был готов, встал извечный вопрос: что делать? Объявлять? Где и кому? Решили и поступили так: все вышли к журналистам и проинформировали их. Ельцин, Шушкевич и я ответили на вопросы корреспондентов. В подробности посвящать не стали”.

Из кн. Л.Кравчука “Останнiднiiмперii… Першiкроки надii” (“Последние дни империи… Первые шаги надежды”). Публикуется по: “Крымская правда”, 23.03.96. Перевод В. Ярового.

Вспоминает С.С.Шушкевич:

“ 8 декабря .На охоту ушли только Фокин с Кравчуком. Ельцин от охоты отказался. К работе над документами мы приступили после завтрака. Что касается спиртного, то во время работы над Соглашением я был, как за рулем, а остальные вели себя почти так же. Только когда с трудом удавалось найти приемлемую для всех формулировку, мы позволяли по чуть-чуть хорошего коньяку. Я разрешил себе расслабиться только глубоким вечером, после подписания перед телекамерами – когда почувствовал, что “все, что мог, я уже совершил”.

Я понимал, что документ нужно сделать аккуратно. И мы вычитывали каждое слово. Сначала мы писали само Соглашение. Получили от рабочей группы вариант преамбулы… Это нравится, это не нравится… Давайте попытаемся оттенить вот такой элемент, такой… Согласны. И преамбула уходит назад, в рабочую группу. И так с каждым пунктом Соглашения. Он принимался только тогда, когда вся шестерка была согласна.

Когда Соглашение было готово, решили, что Заявление мы подпишем тройкой – массовок устраивать не нужно. Ельцин во время работы над Соглашением ни в коем случае не претендовал на роль Старшего Брата. Он всегда мне импонировал: нормальный, не требующий никакой интеллектуальной помощи человек. Если я время от времени обращался к Кебичу: “Вячеслав Францевич, ну как тут нам?” – Ельцин всегда совершенно смело высказывал свое мнение. Передо мной был человек свободно мыслящий, логично мыслящий. Потом много раз на саммитах мы видели, как ему подсказывал Козырев. А в Вискулях он все решения принимал сам.

Кравчук был таким сдерживающим. Он все время фильтровал пункты Соглашения с позиции прошедшего на Украине референдума.

Из рабочей группы мне особенно запомнился Шахрай. Когда мы с очередным пунктом заходили в “тупичок”, Шахрай уходил на пять-десять минут и возвращался с приемлемой формулировкой. Он не был безропотным исполнителем, выяснял все до мелочи. И я вдруг увидел такого… игрока. И юриста очень высокого ранга. Это было неожиданностью.

Интересы. Когда Россия в лице Ельцина согласилась с признанием факта распада СССР, представители регионов пеклись о том, чтобы в формулировках больше учитывались их интересы. Мы могли туда включить любые фразы по интеграции и по взаимодействию. Но особая позиция Кравчука отметала любое “братское единение” Украины в рамках бывшего СССР. Белоруссии было нужно, чтобы Соглашение не противоречило нашей декларации о независимости: мы заявили в ней о стремлении к нейтральности и безъядерности.

Там не было наивных. Было ясно, что Борису Николаевичу больше всего мешает Горбачев. Украине нужно было для нормального становления признание ее независимости Россией – не как наследником, бывшего СССР, а как главным правопреемником. Честно говоря, нам нужно было то же самое. Я ведь понимал, что если мы приняли декларацию о независимости, в признании нашей независимости нет проблем ни с одним государством, кроме России.

Мы оставили едиными, фактически, только военную структуру, стратегические вооруженные силы.

“Ядерная кнопка”.Обсуждение вопроса о “ядерной кнопке” носило тогда скорее ритуальный характер. “Кнопка” была на Руси и никуда ни под каким предлогом с нее не уходила и не уйдет! Все участники разговора понимали, что “ядерная кнопка” переходит из рук Горбачева в руки Ельцина.

А надо мной всегда висело: присутствие ядерного оружия на территории Белоруссии – величайшая опасность для республики, а никакая не защита. И я всегда был сторонником того, чтобы его вывести как можно быстрее, без всяких жестких требований по компенсации.

Я всегда рассчитывал на совестливость Бориса Николаевича. Мы договорились так: “Переговоры по вопросу о компенсациях не должны влиять на встречу в целом”. Мы договорились: никаких помех для вывода ядерного оружия создано быть не должно, и чем быстрее его выведут, тем лучше. …Ни я, ни Кравчук, ни Назарбаев не имели “ядерной кнопки”. Никакого влияния на ее использование у нас не было. И телефон “металл” (который для успокоения был поставлен у меня, Кравчука, Назарбаева и Ельцина) можно было использовать только по вопросам консультации по использованию ядерного оружия. Мы гордились тем, что смогли наладить такую связь. Но разговаривали по нему только раз, договорившись сделать это втайне от служб, чтобы проверить, как эта штука работает.

Была строгая установка: этот телефон для каких бы то ни было других разговоров не используется. Когда я выезжал за границу, об этом информировалась остальная тройка, и наоборот…”

Е.Гайдар:“…Больше всех, как мне кажется, переживал, волновался С.Шушкевич. В его словах звучал лейтмотив: мы маленькая страна, примем любое согласованное решение России и Украины. Но вы-то, большие, всё продумали? …Сергей Шахрай предложил юридический механизм выхода из тупика – ситуации, при которой Союз как бы легально существует, хотя ничем не управляет и управлять уже не может: формулу Беловежского соглашения, роспуска СССР тремя государствами, которые в 1922 году были его учредителями…” Е.Гайдар. Дни поражений и побед. М., 1996.