Юлия Латынина - Русский булочник. Очерки либерал-прагматика (сборник)

Еще в 1870-м в Англии не было закона об охране памятников старины. Через Стоунхедж чуть не проложили железную дорогу. Когда такой закон был предложен, премьер Бенджамин Дизраэли возражал против него категорически, как против закона, нарушающего частную собственность.

Хрустальный Дворец на Всемирной Лондонской выставке 1851 г., продемонстрировавший необычайный технический прогресс Британской империи, был сооружен только потому, что эта самая Британская империя выставку практически не финансировала. На строительство гигантского сооружения отводилось 80 тыс. фунтов стерлингов. Вот и победил проект садовника Пакстона, который предложил построить гигантскую теплицу.

Причина такого ограничения роли государства тоже очень проста: в Англии налоги устанавливал парламент, а не король. Каждый раз, когда государство хотело потратить на что-то денег, оно должно было получить одобрение налогоплательщиков, и очень часто оказывалось, что налогоплательщики способны сделать это лучше государства.

Только одно правительство было экономней британского — американское. На уже упомянутую выставку 1851 года американский Конгресс просто отказался выделять деньги. Американские достижения поехали туда за частный счет, и долго стояли неразгруженными, потому что деньги кончились: зато когда их показали, то изумленная Европа переглянулась и впервые поняла, что США наступают ей на пятки, как сейчас Западу наступает на пятки Китай.

Уровень государственных расходов в США был еще ниже уровня государственных расходов Великобритании. Конгресс отказался финансировать установку и монтаж подаренной французами Статуи Свободы. Ее монтировали на частные пожертвования, и Джозеф Пулитцер, издатель нью-йоркской World , печатал имена каждого, кто из последних сбережений присылал 5 или 60 центов. Конгресс отказался выкупать дома отцов-основателей. В итоге дом Вашингтона был сбережен Mount Vernon Ladies Association , основанный в 1853 году проплывавшей мимо него по Потомаку Луизой Каннигхем. У англичан уже завелся Скотленд-Ярд, а в США крупнейшим полицейским агентством продолжало быть частное агентство Пинкертона, и в штате их в 1870-х состояло больше людей, чем в армии США.

Причина экономности американского Конгресса была ровно та же, что и в Великобритании. В США избиратели были налогоплательщиками. В разных штатах законы были устроены по-разному, но в целом для того, чтобы избирать или избираться, гражданину надо было владеть имуществом или землей, и порой отстававшее от жизни законодательство приводило к нешуточным трениям. В Род-Айленде, где в результате обезземеливания и стечения людей в города около 60 % населения оказались без избирательных прав, в 1841 году под руководством Томаса Дорра даже вспыхнуло восстание. Последние остатки имущественных и образовательных цензов были ликвидированы в США только в 1960-х.

Сейчас, когда Лондон собирается потратить 17 млрд. дол. на Олимпийские игры 2012 года, 80 тыс. фунтов за Хрустальный Дворец кажутся воспоминаниями о каком-то другом мире.

XVIII век, как известно, был веком просвещенного абсолютизма.

Если что и поражает наблюдателя в этом веке, — так это какое количество способных монархов вдруг возникло по всей Европе; в тех же случаях, когда монархи оказывались не очень способны, вроде Петра III или Павла I, им быстро доставалось табакеркой в висок от сознательной элиты.

Это, если вдуматься, удивительно. Власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно. Ни до, ни после никакая абсолютная власть не демонстрировала такой повальной эффективности.

Римские императоры были воспитаны высочайшей и свободолюбивой культурой, и то на одно столетие на десять выродков попадался один Тит. В XX веке на десяток Дювалье и Маркосов приходился один Пиночет. Загляните в историю длинноволосых Меровингов — это ж паноптикум! И вдруг, в XVIII в. — такая поголовная эффективность.

Феномен просвещенного абсолютизма объясняется довольно просто: это первый в истории случай модернизации сверху. Европейские монархи пытались угнаться за Англией, не приватизируя при этом, как в Англии, большинство функций государства, а насаждая модернизацию сверху. Это был гонка на выживание: неэффективные просто исчезали из истории. Их завоевывали и расчленяли.

Возьмем, к примеру, историю двух соседних стран — Пруссии и Польши. Обе находились в центре Европы, географические позиции обоих были совершенно незащищены. Польша не провела никакой модернизации и была расчленена.

В Пруссии к власти пришел Фридрих Великий, мечтательный юноша, пытавшийся в детстве бежать из дворца, и великий вольнодумец. Для него корона была «просто шапка, которая не спасает от дождя», а про христианство он как-то выразился, что изобрели его фанатики, а верят в него идиоты. Патриот из Фридриха был, по нынешним временам, некудышный: он терпеть не мог даже родной язык. Со всеми своими приближенными он беседовал по-французски, а немецкий был для него «язык, на котором говорят с лошадьми».

Однако этот романтичный юноша железной рукой внедрил в Пруссии абсолютно либеральные законы, совершенно неподкупную бюрократию, увеличил прусскую армию с 80 тыс. до 195 тыс. человек, и в своем дворце Сан Суси обходился двумя пажами и не имел персонального слуги. Что бы Фридрих сказал о 26 дворцах Путина, я предоставляю представить вам самим.

Причина реформ Фридриха Великого была очень проста: растянутая посереди Европы Пруссия без подобных реформ просто прекратила бы существование. С ними она в конце концов стала Германской империей.

В сущности, весь XIX в. — это пример европейских правителей, так или иначе конкурировавших в реформах. Петр I, Фридрих Великий, Наполеон — лишь самые яркие примеры.

К началу XX в. такого же рода реформы стали проводить и в азиатских странах. Наиболее яркими примерами была революция Мейдзи и реформы Ататюрка. Интересно, что при этом реформаторы никогда не пытались сохранить, как это сейчас говорится, «драгоценные особенности местной культуры». Наоборот, они насаждали не только европейскую науку и европейские обычаи, но и европейскую одежду. Парадной одеждой при дворе японских императоров до сих пор является фрак. Ататюрк запретил чадру и перевел Турцию на латинский алфавит. Дальше всех, наверное, уже в 1960-х пошел глава Сингапура Ли Куан Ю, он просто заставил всю страну, 80 % населения которой составляли китайцы, говорить по-английски.

Причина и реформ Ататюрка, и реформ эпохи Мейдзи проста — Япония или Турция, в отсутствие реформ, были бы или завоеваны, или, по крайней мере, к 1930 м годам очутились бы в сфере влияния Великобритании, как, скажем, не проведшие подобных реформ Египет или Иран. Сингапур, крошечный остров площадь 710 кв. км, отделенный километровым проливом от Малайзии и двадцатикилометровым — от Индонезии, просто не выжил бы среди своих агрессивных соседей.