Анатолий Вассерман - Реакция Вассермана и Латыпова на мифы, легенды и другие шутки истории

Если человек считает других людей недостойными себя или вообще нелюдьми, значит, у него что-то не в порядке с механизмом межвидовой изоляции. Мелочи поведения закрывают ему главное — наше всеобщее родство.

Таковы многие примитивные народы. Названия сотен племён в переводе означают просто «человек». Да и мы долго именовали всех окружающих немыми (немцами), а себя говорящими (словянами). Только когда нелепость этого стала очевидна, видный филолог XVII века Лаврентий Тустановский (известный под псевдонимом Зизаний: от «зиза» — род монашеского колпака) замаскировал ошибку предков русским написанием «слАвяне». А в других слОвянских языках она сохранена и по сей день.

Далее. Национализм — болезнь душевная, ибо национальность никак не связана с биологией.

Современные турки на девять десятых — потомки греков, завоёванных свыше шести веков назад крошечным отрядом среднеазиатских кочевников. Но кто признает их греками?

А кто по национальности рождается в смешанных браках? Не зря нацисты всех стран требуют их запрета — смешанные браки противоречат их теориям.

Добрая половина генов болгар — тюркские (от волжских булгар). У русских (включая украинцев) тюркского наследства (от половцев и татар) около четверти, немало родства и финно-угорского. Тем не менее все они — славяне. Как и поляки, вообще с тюрками и финно-уграми почти не взаимодействовавшие.

Славян создало в начале нашей эры бурное смешение балтов (пруссы, ятвяги…) и иранцев (скифы, осетины…) в широкой полосе, опустошённой великим переселением народов. Если национальность заложена в генах — кто мы?

У Николая Второго Александровича Романова лишь один прапрапрадед — русский, а остальные 31 предок того же уровня — немцы (континентальные и скандинавские). Кто рискнёт счесть последнего нашего царя не русским?!

Самые стойкие борцы за чистоту арийской расы — вожди Третьей Германской империи — были похожи на что угодно, только не на стандарт арийской внешности.

После Второй мировой войны в Нидерланды попало множество сирот из Восточной Европы. Всех их усыновили. Сейчас любого из них под лупой не отличить от коренного нидерландца. Те же речь, манеры, вкусы… А что волосы у многих тёмные и нос у кого горбом, у кого картошкой — так коренные тоже разномастные и разноносые.

Национальность — совокупность привычек. Просто многие из них мы приобретаем в детстве столь раннем, что нам самим они кажутся врождёнными.

Но привычка — всегда результат воспитания. И даже если наследуется, то не через рождение, а через воспитание.

Наконец, национализм заразен — ибо легко передаётся другим.

Эволюция человека не завершена. И завершена не будет.

С момента возникновения разума человек может отвечать на вызовы окружающей среды изменениями не себя самого, а этой среды. Вид Homo sapiens ушёл от давления естественного отбора.

Но раз отбор работу над человеком не завершил, все мы несовершенны. И все наши биологические механизмы крайне хрупки и неустойчивы.

Особенно — механизмы, связанные с размножением. Ведь они основаны не столько на физиологии, сколько на привычках. Человек — единственное животное, практикующее все возможные в природе формы брачного поведения. А у скольких это поведение расстроено вообще!

Механизм межвидовой изоляции у человека ломается легко. То отключается вообще, порождая скотоложество. То, наоборот, кольцо изоляции сужается до удушения. И больной на полном серьёзе спрашивает: «А что бы Вы сделали, если бы Ваша дочь вышла замуж за негра? (цыгана? еврея? москаля?.. — ненужное зачеркнуть)».

Механизм изоляции так хрупок, что сломать его легко не только у себя, но и у других. Умелой агитацией можно целые народы уверить в неполноценности — или, наоборот, опасной сверхполноценности — каких-нибудь соседей.

Агитация эта не выдерживает критики. Но наша эволюция не завершена. Все мы ещё настолько животные! Настолько не привыкли поверять инстинкты голосом разума! Даже если эти инстинкты извращены и ложны…

Поэтому национализм заразен. Особо острые его эпидемии человечеству не раз приходилось лечить хирургическим — военным — путём.

Несколько слов о национальном языкознании.

Я люблю вбрасывать в обсуждение тезисы, максимально неудобные для моих оппонентов. Но, как правило, потом мне удаётся подкреплять эти тезисы обширными рассуждениями. Хотя, конечно, не всегда. Иной раз открываю тему, по которой у меня самого окончательного мнения ещё не сложилось, и по ходу обсуждения могу многое в ней изменить. Дискуссии ведутся не ради того, чтобы обязательно положить на лопатки соперника, а прежде всего для установления истины. Методам дискуссии с этой целью меня очень хорошо научили ещё в институтские годы, когда я был членом совета Клуба современных проблем в Одесском университете, хотя сам учился в другом институте.

Особые эмоции оппонентов порождают мои воззрения по национальным вопросам: самоидентификация — основа самосознания. Более всего негодуют от того, что по моему мнению белорусский и украинский — не самостоятельные языки, а диалекты русского. Ведь требование белорусской и украинской государственной самостоятельности обосновывают именно утверждением, что живут в этих республиках самостоятельные народы, а самостоятельность народов доказывается в первую очередь самостоятельностью их языков.

В бурную дискуссию вокруг моего тезиса о языках вовлечены и профессиональные филологи. И выяснилось: в языкознании нет единого критерия доказывания самостоятельности языка. Более того, самый распространённый критерий вообще не лингвистический: «Язык — диалект с армией и флотом».

Но, скажем, австрийцы считают свой язык не австрийским, а одной из веток немецкого. Ведь венский диалект отличается от берлинского, пожалуй, даже меньше, чем мюнхенский, а баварцы считают себя частью немецкого народа. Собственно, австрийцы-то тоже считают. В 1919 году первый послеимперский парламент постановил воссоединить Австрию с остальной Германией. Причём вопрос обсуждался по ходу предвыборной кампании, так что решение фактически всенародное. Только давление победителей в Первой и Второй мировых войнах не позволило осуществить волю народа Австрии, оставило его в старых границах.

Но границы приходят и уходят, флоты строятся и тонут. А есть и совершенно объективный критерий. Скажем, половина слов корейского языка позаимствована из китайского. Но на этом основании никто не объявляет корейский язык одним из великого множества китайских диалектов. Сейчас в границах самого Китая существуют десятки различных диалектов китайского языка, около десятка этих диалектов сами китайцы называют языками, причём их носители иной раз не понимают друг друга. Потому и держится там иероглифическая письменность. В фонетической записи произносимых звуков китайцы из разных регионов могут друг друга просто не понять, тогда как иероглифы, обозначающие понятия, а не звуки, для всех диалектов одни и те же. Правила построения слов из фрагментов, обозначающих понятия — морфология — одни и те же. И правила построения фраз из понятий — синтаксис — одни и те же.