Людвиг Мизес - Либерализм

Решающий, неопровержимый аргумент против войны либерализм выводит из факта международного разделения труда. Разделение труда давным-давно уже вышло за границы каждой отдельной страны. Ни одна цивилизованная нация сегодня не удовлетворяет свои потребности только за счет своего собственного производства. Все вынуждены получать товары из-за границы и расплачиваться за них, экспортируя отечественную продукцию. Все, что могло бы затруднить или остановить международный обмен товарами, нанесло бы огромный ущерб человеческой цивилизации и подорвало бы благосостояние и саму основу всей человеческой цивилизации, миллионов и миллионов людей. В век, когда народы зависят от товаров зарубежного производства, нельзя больше развязывать войны. Поскольку любое прекращение потоков импорта может иметь решающее влияние на исход войны, развязанной страной, вовлеченной в международное разделение труда, политика, желающая принять во внимание возможность войны, должна постараться сделать национальную экономику самообеспечиваемой, т. е. она даже в мирное время должна стремиться остановить международное разделение труда у своих границ. Если бы Германия пожелала отказаться от участия в международном разделении труда и попыталась бы удовлетворить все свои нужды только отечественным производством, то совокупный годовой продукт труда Германии уменьшился бы, и тем самым существенно понизились бы благосостояние, уровень жизни и культурный уровень немецкого народа.

Уже отмечалось, что страна может сохранять внутренний мир только в том случае, если демократическая конституция обеспечивает гарантии, что приспособление правительства к воле граждан происходит без трения. Ничего, кроме последовательного применения этого же принципа, не требуется для поддержания международного мира.

Либералы более ранних эпох полагали, что народы Земли миролюбивы по своей природе и только монархи желают войны, чтобы увеличить свою власть и богатство путем завоевания провинций. Поэтому они полагали, что для обеспечения прочного мира достаточно заменить правление династических государей правительствами, зависящими от народа. Если демократическая республика находит, что ее существующие границы, исторически сложившиеся до перехода к либерализму, больше не соответствуют политическим желаниям народа, то они должны быть мирно изменены, чтобы соответствовать результатам плебисцита, выражающего народную волю. Необходимо всегда иметь возможность изменить границы государства, если ясно выражена воля населения определенного района войти в состав другого государства. В XVII–XVIII вв. русские цари включили в состав своей империи обширные области, население которых никогда не испытывало желания быть частью Российского государства. Даже если бы Российская империя приняла абсолютно демократическую конституцию, желание населения этих территорий не было бы удовлетворено, потому что они не хотели связывать себя узами политического союза с Россией. Их демократическими требованиями были: свобода от Российской империи; образование независимых Польши, Финляндии, Латвии, Литвы и т. д. Тот факт, что их требования и аналогичные требования других народов (например, итальянцев, немцев в Шлезвиг-Гольштейне [51], славян в Габсбургской империи [52]) можно было удовлетворить, только прибегнув к силе оружия, был самой важной причиной всех европейских войн со времен Венского конгресса [53].

Право на самоопределение в вопросе вхождения в состав какого-либо государства тем самым означает следующее: всякий раз, когда население какой-либо территории, будь то отдельная деревня, целый район или несколько прилежащих районов, дает знать путем свободного плебисцита, что оно больше не желает находиться в государстве, к которому принадлежит в настоящее время, а хочет либо образовать независимое государство, либо присоединиться к какому-либо другому государству, его желание следует уважать и удовлетворять. Это единственно возможный и эффективный способ избежать революций, гражданских и международных войн.

Называть право самоопределения «правом самоопределения наций» – значит неправильно его понимать. Это не право на самоопределение национальной единицы в сложившихся границах, а право жителей каждой территории решать, к какому государству они желают принадлежать. Еще более вопиющим образом непонимание этого различия проявляется, когда выражение «самоопределение наций» подразумевает, что национальное государство имеет право отделять и включать в свой состав против воли жителей те части нации, которые находятся на территории другого государства. Именно правом наций на самоопределение, понимаемым в этом смысле, итальянские фашисты стремятся оправдать свое требование об отделении кантона Тессин и некоторых частей других кантонов от Швейцарии и присоединение их к Италии, несмотря на то, что жители этих кантонов не испытывают такого желания. Подобную позицию занимают некоторые сторонники пангерманизма в отношении немецкой Швейцарии и Нидерландов.

Однако право на самоопределение, о котором мы говорим, это не право на самоопределение наций, а скорее право на самоопределение жителей любой достаточно большой, чтобы образовать независимую административную единицу, территории. Если каким-либо образом можно было бы предоставить право самоопределения каждому отдельному человеку, то это следовало бы сделать. Этому мешают только трудности технического характера, требующие, чтобы регион управлялся как единая административная единица и чтобы право на самоопределение было ограничено волей большинства населения достаточно крупных областей, чтобы в системе управления страной считать их территориальными единицами.

Насколько право на самоопределение вообще действовало, и везде, где бы ему ни позволяли вступить в силу, в XIX–XX вв. оно привело к образованию государств, состоящих из одной национальности (т. е. людей, говорящих на одном языке), и распаду государств, состоящих из нескольких национальностей, но только как результат свободного выбора тех, кому дано право участвовать в плебисците. Образование государств, включающих в свой состав всех членов национальной группы, было результатом осуществления права на самоопределение, но не его целью. Если некоторые члены нации чувствуют себя счастливее, будучи политически независимыми, а не частью государства, объединяющего всех представителей одной и той же языковой группы, можно, конечно, попытаться изменить их политические представления путем убеждения, перейти на сторону принципа национальности, в соответствии с которым все члены одной языковой группы должны создавать единое независимое государство. Если, однако, стремиться определить их политическую судьбу против их воли, апеллируя к якобы высшему праву нации, то это нарушает право на самоопределение в не меньшей степени, чем при применении любой другой формы принуждения. Раздел Швейцарии между Германией, Францией и Италией, даже если его произвести в точности по языковым границам, был бы таким же грубым нарушением права на самоопределение, как и раздел Польши.