Мартин Ли - Фашизм: реинкарнация. От генералов Гитлера до современных неонацистов и правых экстремистов

То, что Ремер встретил полувековую годовщину путча именно в Испании, было не случайно. Ведь именно здесь после войны поселился его товарищ по 20 июля — Отто Скорцени. CEDADE, местная неонацистская группа, к созданию которой в середине 1960‑х годов приложил руку сам Скорцени, занималась делами Ремера во время его ссылки.

Когда верная ищейка нацистов Кейт Томпсон узнал, что его старый друг бежал в Испанию, он вновь предложил свою помощь. После того как Томпсон послал Ремеру и его жене небольшую сумму денег, они написали ему ответное письмо, в котором поблагодарили за многолетнюю верность и «чрезвычайные усилия». Годы сказались также и на Томпсоне — на исходе седьмого десятка лет он был не в лучшей форме. Однако его верность делу нацизма осталась непоколебимой. Размышляя над крахом Советского Союза, он понимал, что время доказало правоту Фрэнсиса Паркера Йоки, считавшего, что США представляют для Европы большую опасность, чем Россия. «Во многих отношениях скверно, что на месте СССР остался ещё один сателлит США и Израиля, экономически зависимый от американских налогоплательщиков, к тому же управляемый пьяницей, — жаловался Томпсон. — Мне во многом нравится Жириновский, он совершенно очевидно лучше Ельцина» [857].

Томпсон с унынием наблюдал за ожесточённым юридическим спором, разгоравшимся между основателем «Свободного лобби» Уиллисом Карто и сотрудниками Института пересмотра истории. В то время как его кол- леги–негационисты грызлись между собой, Томпсон продолжал следовать той же стратегии, что и несколько ведущих представителей правых расистов, — он развивал связи с Республиканской партией США. Финансово состоятельный Томпсон не скупясь поддерживал участие в президентской гонке некоторых кандидатов–республиканцев, включая сенатора Джесси Хелмса, Дэвида Дюка и Патрика Бьюкенена, а также выдвигавшего свою кандидатуру на пост сенатора скандально известного полковника Оливера Норта. Благодаря своей щедрости Томпсон стал официальным кавалером президентской награды за заслуги от Республиканской партии, а также получил многочисленные благодарственные письма от Национального комитета республиканцев и его различных филиалов [858].

Однако подлинной страстью Томпсона продолжала оставаться нацистская Германия. «Я посвятил всю свою жизнь Третьему рейху», — с гордостью заявлял он. После тайной службы на Германию в годы Второй мировой войны он стал в Северной Америке основным контактным лицом для уцелевших ветеранов SS и нацистов всего мира. Работая в контакте с Эрнстом Ремером, Отто Скорцени и другими занимавшими стратегически важные позиции сотрудниками ODESSA, Томпсон оказал большую поддержку многим убеждённым нацистам, очутившимся в трудном положении после краха Третьего рейха. Руководствуясь зачастую инстинктом, а не планами заговора, они стремительно лавировали между сверхдержавами, настраивая их друг против друга в первые годы «холодной войны». Используя стратегию качелей, многие фашисты смогли остаться на плаву и даже до некоторой степени восстановить своё влияние.

С годами становилось яснее, что сотрудничество с разведывательными службами, обеспечивая неприкосновенность многим позорным личностям, не способствовало продвижению идей неонацизма в массы. Сулившая поначалу надежды на спасение, «холодная война» затем обернулась трясиной, выбраться из которой у фашистов не было возможности. В течение нескольких десятилетий они прозябали на обочине истории, мечтая о том времени, когда им удастся вернуться к власти. В попытках победить политическую изоляцию использовались самые причудливые схемы. Однако гегемония западного капиталистического порядка представлялась непреодолимой. Ведущий испанский неофашист Эрнесто Мила Родригес так охарактеризовал сложившуюся ситуацию: «Западное общество похоже на бриллиант. Он очень твёрд, и его практически невозможно расколоть. Однако если нажать на него точно в нужном месте, он треснет» [859].

Шакалам ультраправых показалось, что они нашли эту критическую точку, — основным пунктом своих программ они сделали иммиграцию. В то время как сеть ультраправых организаций продолжала действовать в качестве авангарда ксенофобского насилия, отдельные представители европейского неофашистского подполья откололись от них с целью сформировать массовые политические партии. Одним из успешных результатов этого двунаправленного усилия стало то, что последовательные активисты, пройдя определённую «пластическую операцию» и смягчив свои высказывания до приемлемого для избирателей уровня, смогли принять участие в выборах.

К середине 1980‑х годов в демократическом обществе свил себе гнёзда целый выводок ультраправых партий. Первые успехи «Национального фронта» во Франции и его клонов в других странах показали уязвимость больших сегментов западноевропейского общества перед лозунгами на- ционал–популистов и сохранявшимися тоталитарными соблазнами. Силы национал–популистов окрепли в момент падения Берлинской стены и распада Советского Союза. Некоторые западные аналитики быстро затрубили в фанфары, возвестив «конец истории», как будто либеральная демократия одержала несомненную победу. Однако вместо того чтобы принять новый мировой порядок, полный звенящих кассовых аппаратов и заполненных кабин для голосования, внезапные перемены вызвали головокружение, негативно повлиявшее как на Восток, так и на Запад. Лишившись биполярной уверенности ушедшей эпохи, многие почувствовали, что их срывает с якоря. Вслед за приходом свободы последовали социальный хаос, политическая нестабильность, бешеный национализм и болезненные вспышки этнической ненависти.

Крах коммунизма не только не устранил одну из главных причин правого экстремизма, а, напротив, способствовал его возрождению во всем Северном полушарии. Со времён Третьего рейха присутствие правых, нёсших с собой злобу и опасность, не ощущалось в таком большом масштабе. Проследив путь Гитлера к власти, Джордж Моссе отметил, что «одной из принципиально важных побед, одержанных нацистами ещё до того, как они возглавили страну», было принуждение левых и центристов «вести споры на территории, уже захваченной правыми расистами». На подобную победу спустя полвека после Второй мировой войны могут претендовать и европейские, и американские правые популисты. Даже проигрывая выборы и не входя официально в правительство, ультраправые оказывали значительное влияние на политику. Их рассуждения, направленные на поиски «козлов отпущения», во многом сформировали ключевые вопросы для дискуссий и определили политическую повестку дня в годы после «холодной войны» [860].