Мартин Ли - Фашизм: реинкарнация. От генералов Гитлера до современных неонацистов и правых экстремистов

Фашизм снова на марше. Однако у нас нет простой формулы, способной предсказать, какую силу наберут современные фашистские движения или их функциональные аналоги. Полная энергии демократическая культура не способствует росту фашизма. Однако бесконтрольная мощь межнациональных корпораций в значительной степени свела на нет демократический процесс, и эта болезнь послужила питательной средой для фашистских группировок в Европе и Соединённых Штатах. Английский учёный Роджер Гриффин (Roger Griffin) уподобил фашизм «супервирусу, который в условиях изменения окружающей его среды постоянно развивается и производит большое количество новых штаммов, невосприимчивых к традиционной профилактике» [861].

Если проводить параллели с межвоенными годами, сегодняшние неофашистские движения возникли ввиду уникального стечения обстоятельств. Их успех во многом определялся их способностью дистанцироваться от исторического образа фашизма. В то время как неонацисты ностальгического толка продолжали думать о свастике, более проницательные теоретики европейских новых правых поняли, что усилия по оправданию Гитлера и фашистских режимов прошлого тщетны и наивны. Большая часть переработанной идеологии новых правых была подхвачена замаскированными неофашистскими организациями, включившимися в борьбу за власть. Позиционируя себя в первую очередь защитниками культурной идентичности и экономического процветания Западной Европы, правые экстремисты смогли проложить себе путь в большую политику.

«Фашизм 1990‑х годов, под новым именем и возглавляемый “ответственными” лидерами, станет респектабельным. Это всего лишь вопрос времени», — предсказывал историк Пол Джонсон (Paul Johnson). Однако этих современных фашистов будет не так легко распознать. Некоторые из них будут выступать даже в образе антифашистов. Так, например, в мае 1995 года в Москве группа видных ультранационалистов заявила о создании «Антифашистского патриотического центра». Одним из ключевых персонажей, сделавших этот шаг, был Борис Миронов, уволенный с поста министра печати при Ельцине после заявления: «Если русский национализм — это фашизм, тогда я — фашист». Миронов подал иск о диффамации в отношении газеты «Московские новости», после того как это издание назвало его фашистом, однако проиграл дело. Очевидно, суд решил, что такое наименование было точным [862].

Точно так же проникали в антифашистское движение и американские боевики, заявлявшие, что Гитлер выступал за контроль за оборотом оружия. Некоторые ополченческие группы даже приглашали в свои ряды евреев и цветных. Однако целью этого было показать, что открытый белый расизм и неонацистские взгляды уже не являются лакмусовой бумажкой для определения угрозы ополченцев. Параноидальный стиль уже давно являлся в США элементом политической культуры, вместе с правыми военизированными группами, такими как Ку–клукс–клан, минитмены, Posse Comitatus. Однако в годы после «холодной войны» военизированному движению удалось повторно изобрести фашизм, на этот раз американский. Он сочетал в себе туманные доводы в пользу конституционализма, ограничивавшего «большое правительство» и традиционные призывы к изоляционизму, реакционные конспирологические теории, а также мифы про освоение «дикого Запада» (в духе Рэнди Вивёра), обещавшие национальное возрождение через насилие [863].

Несмотря на доказанную «склонность» ополченцев к насилию и кровопролитию, у них был целый ряд сторонников — как в Республиканской партии, так и на Капитолийском холме. Официальные представители республиканцев часто выступали на местных встречах ополченцев, множество претендентов на пост президента искали благословения от Пэта Робертсона, чей конспирологический взгляд на мир лишь немногим отличался от антисемитизма, которым оперировали многие неонацисты. После взрыва в Оклахома–Сити спикер Палаты представителей Ньют Гингрич блокировал проведение уже давно необходимого парламентского расследования военизированной деятельности американских правых. Вместо этого подконтрольный республиканцам Конгресс провёл подробнейшие слушания по неправомерным действиям правительства в Уэйко, штат Техас, а также в Руби–Ридж, штат Айдахо [864].

В разгар этих слушаний американцам была предложена новая книга, соавтором которой выступил Гингрич. Этот фантастический роман был озаглавлен «1945», а главным злодеем выставлен не кто иной, как Отто Скорцени. Сюжет вращался вокруг достаточно традиционного замысла: «что было бы, если бы войну выиграла Германия». Согласно фабуле сочинения, Германия, захватив Европу и Советский Союз, вступила в состязание с американцами, чтобы опередить их в создании атомной бомбы. Скорцени был направлен Гитлером в США для уничтожения секретного ядерного исследовательского центра в Теннесси. Однако ему помешала группа местных шерифов, ветеранов войны и гражданских ополченцев со своими верными винтовками [865].

В реальной жизни Скорцени после войны наряду с тысячами других нацистов и фашистов был взят на службу американской разведкой. По иронии судьбы часть этих людей, и среди них Скорцени, позже стали работать с ультраправыми организациями, питавшими особую ненависть к правительству США. Эти неофашистские группы, в свою очередь, стали симптомом более широкого заболевания — авторитаризма. Об этом ещё в середине ХХ века предупреждал Теодор Адорно, и правоту его слов подтверждает ситуация, свидетелями которой мы являемся в конце 1990‑х годов. Адорно считал: «Нынешнее существование национал–социализма в рамках демократии представляет большую опасность, чем существование фашистских тенденций, противостоящих демократии». Его исследования показали наличие потенциала для развития фашизма в самой культуре общества массового потребления, порождающей слабых личностей, сильно зависящих от своих потребностей. В результате ими легко манипулируют как рекламные агентства, так и политические демагоги. Рассматриваемый в подобной перспективе, фашизм сохраняет потенциал для своего продвижения во всех развитых промышленных обществах, включая и Германию после «холодной войны» [866].

В то же время, через 50 лет после окончания Второй мировой войны, риск возникновения в Германии ещё одной фашистской диктатуры представлялся весьма отдалённым. Многие лидеры неонацистского движения находились за решёткой, а само движение, как казалось, слабело. Канцлер Коль смог обезвредить ультраправых соперников, взяв на вооружение многие элементы их программы. Однако точно рассчитанная попытка остаться у власти, успешная в краткосрочной перспективе, породила проблемы, которые в будущем способны привести к возникновению ещё более изощрённого варианта национализма.