Владимир Гельман - Авторитарная Россия: Бегство от свободы, или Почему у нас не приживается демократия

В результате становление авторитаризма предстает результатом преднамеренных действий, которые можно уподобить отравлению политического организма. Странам, в которых давно сложились демократические «правила игры», порой удается если не выработать иммунитет к такого рода «отравлениям», то хотя бы минимизировать их негативные эффекты. Даже если в консолидированных демократиях к власти на выборах приходят весьма одиозные и авторитарные политики (подобные тому же Трампу), превратить демократические режимы в авторитарные им, как правило, не удается94. Но странам, которые вынуждены создавать свои политические институты «с нуля» (как произошло после краха коммунизма), оказывается куда сложнее выработать эффективное «противоядие» самостоятельно.

В таких случаях авторитарное «отравление» может повлечь за собой устойчивые и длительные негативные побочные эффекты. Со временем в таких странах возникает своего рода «порочный круг»: по мере укоренения авторитаризма снижаются шансы на эффективность «противоядия», выработать иммунитет к «отравлениям» становится все труднее, и в итоге болезнь авторитаризма может так и остаться неизлечимой. В ходе посткоммунистических преобразований в России (и не только) заинтересованные акторы сознательно и целенаправленно выстраивали выгодные для себя «правила игры», сплошь и рядом пытаясь максимизировать собственную власть и создать для своих конкурентов непреодолимые препятствия. В трех следующих главах книги мы разберем такие примеры несколько подробнее.

Представления «реалистов» о политическом процессе как о борьбе акторов за максимизацию власти опираются на давнюю традицию политической мысли от Никколо Макиавелли до Владимира Ленина (многие его тексты, а уж тем более практика деятельности могут служить учебным пособием по успешному захвату и удержанию власти). А наши современники Брюс Буэно де Мескита и Алистер Смит опубликовали «Руководство для диктаторов», написанное в духе «вредных советов» авторитарным политикам или в стиле рецептов из кулинарной книги (а говоря в духе «отравлений» — в стиле «всемирной истории ядов»)95. На сходных основаниях будет построен и наш дальнейший анализ на страницах этой книги.

Мы не будем отрицать ни аргументов «пессимистов» о роли «наследия» российской истории и культуры, ни точки зрения «оптимистов» о влиянии экономического роста и государственного строительства на динамику политического режима в России. Но рассматривать эти аспекты мы будем как сопутствующие и в целом второстепенные факторы политического развития России, а не как главные причины, определившие постсоветскую политическую траекторию нашей страны с ее развилками, «зигзагами» и тупиками.

«Реалистический» подход не означает апологетики авторитаризма в России и в мире в целом с нормативной точки зрения (с точки зрения того, как должно быть). Эта книга написана с позиций позитивного анализа российского политического режима (с точки зрения того, как обстоят дела на самом деле). Не оправдывая и уж тем более не поддерживая «отравителей», нам необходимо понять их мотивацию и логику поведения. Это позволит нам более грамотно объяснить, почему в разных ситуациях попытки «отравления» политических институтов приводят к различным исходам, каковы природа и механизмы действия «ядов» в мире политики и в целом, и в случае России. Такие объяснения позволят более обоснованно судить о том, есть ли у нашей страны шансы на эффективное «противоядие», и если да, то какими средствами необходимо исправлять последствия «отравления» страны постсоветским авторитаризмом? Однако такая постановка вопроса наталкивается на другие проблемы, которые необходимо разрешить прежде, чем мы перейдем к анализу российской политической динамики.

Механизмы демократизации

Логика анализа, которой руководствуются «реалисты», также уязвима, поскольку она не позволяет объяснить, почему современный мир состоит не только из автократий той или иной степени репрессивности, но и из демократий. Хотя мировая политическая история по большей части представляет собой историю диктатур, современная мировая политическая карта все же выглядит совершенно иначе. С XIX века происходило постепенное (хотя и нелинейное) распространение электоральной демократии, а к концу ХХ века электоральные демократии стали наиболее распространенным типом политического режима в мире96. Поэтому необходимо понять, почему в самых разных странах, несмотря на многочисленные препятствия со стороны автократов, происходила и сейчас происходит демократизация и почему она потерпела неудачу в постсоветской России.

У демократизации не существует одной-единственной причины. Можно лишь определить шансы той или иной страны быть демократией «в общем и целом», но нельзя предугадать, станет ли она демократией «здесь и теперь», а уж тем более спрогнозировать конкретные механизмы и временные рамки процесса демократизации. Поэтому не приходится удивляться тому, что внезапные падения некоторых авторитарных режимов, создающие условия для демократизации, могут застать экспертов врасплох, как произошло и с «осенью народов» 1989 года (когда в течение нескольких месяцев один за другим рушились коммунистические режимы стран Восточной Европы), и с «арабской весной» 2011 года, когда пали авторитарные режимы в Тунисе, Египте и Ливии. Конечно, само по себе свержение диктатур отнюдь не гарантирует перехода к демократии, и Россия далеко не единственная страна, где на смену одному авторитарному режиму пришел другой. Поэтому имеет смысл говорить не о конкретных причинах и сценариях демократизации в каждой стране, а об общих механизмах и о факторах, способствующих или препятствующих успеху демократизации.

Хотя список факторов, способствующих демократизации тех или иных стран, довольно велик, лишь два из них считаются бесспорными. Прежде всего, это высокий уровень экономического развития (который обычно измеряется показателем валового внутреннего продукта (ВВП) на душу населения) в сочетании с высокими показателями человеческого развития (включая уровень образования и здравоохранения) и сравнительно низким социально-экономическим неравенством97. Политологи считают, что «чем богаче нация, тем больше у нее шансов быть демократией»98. Кроме того, демократизация чаще всего более успешна в странах относительно гомогенных — однородных в этническом, религиозном или языковом отношении, не разделенных неразрешимыми конфликтами и не подверженных крайне пагубному воздействию сепаратизма99. Да, в мире есть страны, демонстрирующие успешную демократизацию на фоне острых этнических и религиозных конфликтов и относительно низкого уровня социально-экономического развития (например, Индия), но они чаще всего служат лишь исключениями, подтверждающими правило.