Дмитрий Орешкин - Джугафилия и советский статистический эпос

Пример Чечни не даст соврать: республиканская власть получает из московской казны порядка 1 млрд долларов ежегодно. Не слишком утруждаясь отчетом об их расходовании, а также не унижаясь до оплаты федеральных счетов за газ и электричество. Зато взамен обеспечивает вертикальный контроль над территорией и поставляет пушечное мясо для деликатных операций у нас в стране и за рубежом. В республике никому не придет в голову считать потери, проводить расследования и требовать объяснений, если сотня-другая молодых людей вдруг куда-то исчезли. Это ж вам не гнилой Запад! Если же речь о выборах, то чувство глубокого удовлетворения местной элиты выражается в канонических 99,6 % явки при близких показателях монолитности голосования.

Такова политическая практика России (как выражаются юристы, «деловые обыкновения»), по многократно упомянутым причинам весьма далекая от теории. Модернизированная сталинская версия. Значительно более мягкая и даже, возможно, более эффективная в экономическом смысле: за частную инициативу теперь хотя бы не сажают. Но первоочередной приоритет остался прежним: не столько развивать территорию, сколько держать ее под контролем. Укреплять вертикаль. На серьезные инвестиционные проекты при таком подходе денег нет и не будет — какому инвестору захочется вкладывать средства в республику, где гарантией их сохранности служит лишь переменчивая благосклонность начальства. Но на обеспечение покорности населения, коррупционное кормление силовиков и строительство потемкинских деревень хватает. А нужно ли иное в рамках вертикальных державных приоритетов? И возможно ли?

Наглядный пример реального устройства регионального менеджмента был продемонстрирован осенью 2017 г., когда нечто странное произошло со всенародно избранным главой суверенной и демократической ЛНР И. Плотницким. Он, со всеми его общенародными мандатами, референдумами и сплоченной поддержкой трудящихся масс, внезапно был изъят из местной вертикали. Будто пинцетом. Его патриотическое окружение столь же внезапно оказалось шайкой предателей, гнездом двурушников и украинских шпионов. Дело абсолютно привычное для советской системы, но доселе небывалое в постсоветской России. По крайней мере, если иметь в виду сопровождающую риторику. Впрочем, в отличие от сталинских времен все эти вредители и диверсанты были гуманно изъяты в Россию, где обвинений им не предъявлено, а, напротив, обеспечены вполне сносные условия жизни. С единственным условием — на поверхности более не отсвечивать и под ногами не мешаться. Что же касается народных масс и патриотической общественности, то они, слегка прокашлявшись, с прежней силой взялись любить новых общенародных начальников. Демократия же! Глас народа.

Другой бы назвал это заурядным путчем в угольно-банановой республике при явной поддержке из-за рубежа. Но только не мы! Нет, мы лучше никак не назовем. В расчете на то, что стерпится, слюбится и забудется. А уж в том, что кто-то из новых региональных вождей (Л. Пасечник или И. Корнет) в скором времени опять проведет честные демократические выборы, на которых получит всенародную поддержку, мало кто сомневается. Как и в том, что другому, скорее всего, раньше или позже придется проследовать в зиндан («на подвал»). Или как-то еще исчезнуть из публичного пространства. Пасть жертвой в борьбе роковой за идеалы свободы, народовластия и «русского мира». Который на самом деле растет из мира глубоко советского, основанного на интересах и ценностях вертикальной номенклатуры.

Аналогичный случай произошел в соседнем населенном пункте со всенародно избранным вождем г-ном Захарченко. А до того с многочисленными его верными соратниками и товарищами по суровой борьбе за светлое народное будущее и за контроль над потоками нелегального угля, стали и гуманитарной помощи.

Такова специфика территориального менеджмента, унаследованная от великого прошлого. Еще раз подчеркнем, что этническая принадлежность наследников определяющего значения не имеет. А вот приоритеты и «самоочевидные» корпоративные представления о благе — еще как. Что в Чечне, что в Приднестровье. Что в ДНР/ЛНР, что в Абхазии. Что в Белоруссии, что в Ю. Осетии… Во всех остаточных форпостах/плацдармах социализма и народовластия — если пользоваться искрометным языком А.А. Проханова. Не говоря уж про Таджикистан, Туркмению и Узбекистан, где у руля после распада СССР сохранились прежние советские элиты. Люди особого склада — они действуют примерно одинаково в ДНР/ЛНР, КНДР, Венесуэле, на Кубе и т. д.

Конечно, далеко не везде вертикальный подход к региональному менеджменту проявляет себя столь брутально. С Татарстаном или Башкортостаном Кремль вынужден вести себя аккуратнее. Иначе местные власти найдут способ вежливо, но больно наступить на мозоль в ответ. Например, резко усилятся (вдруг!) националистические или религиозные движения, обострятся социальные протесты. Трудящиеся лягут на рельсы или перекроют федеральные трассы — как то случилось, когда Аман Тулеев решил, что при распределении западных грантов на реструктуризацию угольной отрасли недостаточно учтены интересы его клана… Или люди как-то странно проголосуют. А что вы хотите — демократия!

12 декабря 1993 г., когда между Ельциным и Шаймиевым тлел конфликт по случаю договора о распределении полномочий (патриоты Татарстана, в частности, претендовали на сбор пошлины с поездов, пересекающих его суверенную территорию по пути за Урал и обратно), на всенародное голосование по новой Конституции РФ (а также на одновременные выборы в Государственную Думу РФ) из 2,64 млн избирателей Татарстана пришли только 0,37 млн. Итого явка составила менее 14 %. При этом в столичной и космополитичной Казани, вопреки давлению местного административного ресурса, на участки пришли около 20 % избирателей. Зато в 43 периферийных районах республики явка получилась менее 8 %. Исследователь электоральной истории Татарстана В. Михайлов приводит самые выразительные примеры (позволим себе для простоты округлить цифры): в Сабинском районе Татарстана из 21,5 тыс. избирателей голосовать пришли 15 человек, в Актанышском р-не из 23,4 тыс. — только трое, в Атнинском р-не из 10,6 тыс. — тоже трое… [33] См.: Михайлов В. Новейшая история выборов в Татарстане. [Электронный ресурс]. URL: http://www.democracy.ru/library/publications/media/tatarstan_voter_book/page9.html

Ельцин тогда правильно понял сигнал. Договор о распределении полномочий с президентом Шаймиевым после тяжелого торга и взаимных уступок все-таки был подписан. И с 1995 г. общероссийские выборы в Татарстане резко пошли в гору. И в смысле явки (она сразу поднялась в четыре раза), и в смысле результатов. В 1996 г. во время первого тура президентских выборов Шаймиев вежливо поддержал Ельцина в Казани — но, что называется, без фанатизма. В республиканской провинции он, напротив, позволил местным кадрам по-советски «работать» на Зюганова. В результате первый тур принес идеально комфортный для Шаймиева результат: у Ельцина 38,3 %, у Зюганова 38,1 %. Перед вторым туром мудрый начальник Татарстана оставил себе руки свободными, чтобы начать игру как бы с нуля, в зависимости от того, как ляжет карта в других регионах. Поскольку в первом туре карта явно легла в пользу Ельцина, через две недели республиканские власти вежливо подкрутили свою электоральную машинку в его сторону. С достоинством, не выворачиваясь наизнанку, без надрывной флюгер-ности, как у менее дальновидного руководства Дагестана. Хотя статистические следы все равно остались: татарстанская провинция, которая в первом туре показала себя убежденной сторонницей коммунистических идеалов, во втором решительно склонилась к демократии европейского образца. Видимо, массы внезапно прозрели.