Александр Ильин - Геннадий Зюганов: «Правда» о вожде

Помню на улице, перед входом в редакцию, ко мне подошла женщина, окликнула:

Вы товарищ Ильин?

Я кивнул.

— Хорошо, что вы печатаете Зиновьева. Я обычно беру 75 экземпляров “Правды”, сегодня — 150, вдвое больше. В номере — беседа с Зиновьевым…

Выступая перед партийным активом Свердловской районной организации КПРФ (Москва) — а это люди не первой молодости, — я спросил:

— Не возражаете, что “Правда” печатает Александра Зиновьева и Владимира Максимова? Ведь у каждого из них свой счет к прежнему партийному режиму…

— Мы их с удовольствием читаем, — сказал один из участников собрания. — Они пишут о том, чем мы живем…

Все-таки странное явление — человеческая жизнь! Были времена (на моей памяти!), когда большинство простого люда искренне осуждало Б. Пастернака или В. Дудинцева за их попытки“очернить советскую действительность” в своих “псевдохудожественных” произведениях. И вот — сдвиг необыкновенный: “воспеватель” контрреволюционного лидера адмирала Колчака писатель Максимов и сочинитель злой пародии на “гомо советикус”а, автор романа-памфлета “Зияющие высоты” Зиновьев становятся властителями дум обездоленных демократами миллионов россиян!..Кому-то захочется представить все это исконным коноформизмом русских людей, “ не испорченных” цивилизацией; я же назову это здоровым чувством жизни великого народа, следующего мудрой заповеди, заложенной в его генетическом коде: народ может заблуждаться, он может ошибаться, его можно обмануть, заставить какое-то время жить по лжи, но никто не может отменить заповедное: не в силе Бог, а в правде…

Александр Александрович приезжал в “Правду”, встречался с ее журналистами.Я выступал на торжественной акциив Академии социальных наук в связи с его 75-летием. Это, так сказать, чистые факты. Так же, как и десятки его выступлений со страниц нашей газеты по главной для Зиновьева теме: Россия и Запад. Мы знакомили читателей с его концепцией о мировом “человейнике”, с его взглядами на ключевые события общественной жизни России. Пересказывать историю наших взаимоотношений нет нужды. Я хочу сказать о другом, по моим представлениям — о главном.

Поиски смысла жизни идут разными дорогами. Прямыми и извилистыми. Истинными и ложными. Честными и не очень…. Все это, думаю, заложено в судьбе человеческого рода, и спорить, возражать, пытаться упростить, а то и выпрямить лабиринты — занятие бесполезное. Хорошо сказал С. Маршак: “Власть всемогущая природы нам потому не тяжела, что чувство видимой свободы она живущему дала”. Будем же истинно свободны! И в поисках подлинной свободы, я убежден, непременно встретятся на самых причудливых поворотах истории те, кто честно ищет путь к истине. Пусть даже кому-то покажется, что идут они по непересекающимся, согласно Эвклиду, параллелям; но ведь Риман и Лобачевский же доказали, что в необъятном пространстве Вселенной и параллели пересекаются.

Не изведать нам тайны дорог, по которым ходит человек, не объяснить, почему иной раз столь просто, другой раз — столь причудливо переплетаются людские судьбы. По-своему таинственно происходят и встречи с “Правдой” разных людей. Расскажу о двоих — о Валентине Распутине и Викторе Астафьеве.

…Летом 83 года Светлана Лебедева из ЦДЖ собирала очередную вольную экспедицию на БАМ. Деньги на дальнюю дорогу давало щедрое общество “Знание”, возглавляемое тогда, если память не изменяет, академиком И.И. Артоболевским, мы — журналисты и ученые — должны были читать лекции строителям “магистрали века”, выступать перед коллегами из местных газет.

Маршрут начинался в Иркутске, затем — катером по Ангаре на Байкал, в Листвянку, где расположен Лимнологический институт, возглавлявшийся тогда Григорием Галазием — одним из самых известных воителей за чистоту великого озера-моря. Из окон института, за озером, виден был столб белого дыма — это бельмом в глазу являл себя знаменитый объект яростной борьбы Галазия и его сподвижников — Байкальский ЦБК. К несчастью, он оставался в стороне от нашего намеченного еще в Москве маршрута, и мне, скажу сразу, так и не удалось на нем побывать, о чем и сегодня, и тогда особенно, очень сожалел. Как же, находиться совсем рядом с комбинатом, вокруг которого десятилетиями кипели страстиесли не вселенского, то уж точно — всесоюзного накала — и не повидать его собственными глазами?

Наверное, это сожаление и повернуло ход моего дальнейшего путешествия на восток с “просветительской целью”, придав ему совершенно иной характер.

Мы ненадолго задержались в Листвянке,не без труда прорвались на переполненную “Комету” и почти целый день на ее подводных крыльяхлетели через Байкал, к Нижнеангарску и Северобайкальску, откуда собирались подняться к Северо-Муйскомуперевалу и далее — до Чары и Тынды, столицы БАМ…. Напрашивается описание красы необыкновенной байкальских просторов, его прозрачной до сини воды, причудливых очертаний скалистых берегов, но я опускаю все эти подробности — в меру своих дарований я описал их в рассказе “Скажи, зачем?”, давшем имя одной из моих книг, вышедшей в издательстве “Советский писатель” незадолго до его перестроечного трагического раскола под напором всеохватной демократизации.

Мы — а нас было четверо москвичей и примкнувший к группе уже на БАМе коллега, собкор “Правды” Валера Орлов — дня три проболтались в вагончиках тоннельщиков в Нижневартовске, ели ржавого магазинного омуля, купались в Байкале,парились в местной роскошной бане, но путь к Северо-Муйскому перевалу, где шла проходка почти километрового тоннеля, оказался для нас закрыт. Был август — лучшее время в этих краях, ярко светило солнце, однако там, в горах, низко висели облака, блокируя проникновение вертолетовк заветной точке, которая затормозила победный завершающий бросок к Тихому океану. На редкие рейсы вездеходов тоже отказывались брать нашу легковесную команду. “Просветители” -не самый необходимый груз: в Северо-Муйском, где перед этим случиласьтрагедия с бригадой проходчиков Толстикова, погибшей после прорыва тоннеля стихиейбогини Земля, нужны были не гости, а специалисты, рабочие.

Не раз в те дни я испытывал острое чувство стыда. Во время навязываемых “работным людям” лекций и встреч нельзя было не ощущать их раздражение, порой доходящее до плохо скрываемой ненависти: как же вы, гости дорогие, надоели!

Это потом, много позже, верткие интеллигенты дружно бросились охаивать тоталитарный режим и его методы “управления искусством”, “организации свободного времени” и т.д. и т.п. А тогда поездки на громкие стройки ценились едва ли не дороже лауреатских званий; и в тундру, и в таежную глушь, и на перекрытия великих сибирских рек, даже в Афганистан тянулись как перелетные птицы разношерстные творческие бригады и группы, и это нашествие, подкрепляемое теле — и радиотрескотней, делало жизнь на том же БАМе какой-то показушно-погремушной.