Артур Шевененов - Истопись. Eistopeis

Показатель функциональной композиции в решении-как-редукции диофантовой структуры (характеристические степени, вообще нецелые и даже вещественные, как и в случае с ро ), еще пригодятся при разработке как исчисления резидульности, так и кванторов теории справедливости ( деонтологики ).

Задним числом видится, что геделева критика вроде как подтверждает максиму римского права: никто сам себе (в своем деле) не судья (nemo iudex in re/causa sua). И не могла не подразумевать потенциальной необходимости перехода – уровнем выше. Но здесь я, кажется, встречаюсь и с Платоном (переход к высшим /в/эйдосам), и с самим собой (где и разные системы как полноты способны проницать друг друга просто, не поэлементно)! Хоть и шли к стыку совсем разными путями, причем здесь я не склонен погружать читателя в детали того, чт о всему предшествовало, но теперь выглядит так, будто явилось венцом или требует ссылок на иноведение, причем ссылок отдельных и частных.

Кажется, здесь лишний раз приходим к ранее упоминаемой мета-формуле: «ни, ни=и, и» . И к автоморфности как едва ли не единственно достаточной необходимости (альтернативной позитивизму в своем слабом отсечении кандидат-систем неблагонадежных), гарантии от невозможности ни опровержению подвергнуться, ни доказать самое себя (либо от обреченности на самоопровержение, непреодолимое внутреннее противоречие, неопределенно-бессодержательную податливость многому).

Двойные, тройные, множественные и, более общо, гибко-подвижные, манипулируемые стандарты лежат в основании как хаотизации , так и подавления . Причем первое нередко выступает тем, что мобилизует на войну и революцию против своего, изнутреннего, тогда как последнее – ровно то, что под лозунгами свободы стерилизует всякую альтернативу и противление извне приходящему.

В ходе оценивания выступления спортсменов внушаемые рефери и их подвижные референт-фильтры обнаруживают ровно тот же «парадокс» и ту же ловушку, что имеет место на экзит-поллах и предварительных «замерах» общественных настроений: различные службы или методики, даже предположительно добросовестные пополам с менее выверенными, разнятся в оценках, тогда как по результатам выборов картина должна предстать однозначной. Это подобно тому, как апостериорная вероятность тождественно единична либо нулева (так сказать, «чистая» стратегия в игре с системным или случайным игроком) независимо от Бейес-обновлений и априорных начальных условий, природы распределений или предположений о таковой. Но именно на основании разброда в предварительных оценках обнаруживается потенциал для манипулирования, брожения, хаотизации – с требованием пересмотреть, переголосовать, переиграть, пересудить, а то и «пересажать».

В самом деле, имеют ли «право» разные методики допускать несуразицу в виде структурно-пропорциональных несоответствий, когда предполагаемые победители или прочие не просто недобирают или перебирают, но тем самым смещаются в сравнительных статусах? Этот вопрос задаю себе лет уж семнадцать, а то и двадцать два (если вспомнить метафору скольжения вдоль поверхности истины , как обобщению локально-взаимного движения двух графиков, истинного и ложно-приближающего). И ответ однозначен: так быть не должно!

Рефери, арбитры, социологи и политтехнологи вольны ссылаться на особенности методологии: голосования, подсчета, оценивания, вынесения эстетских и субъективных суждений. Но коль скоро процедура выдает структурный абсурд и хаос, не позволяя ошибке даже стать системной (а не то что – сойти на нет), то их можно и должно приводить к ответу – судить судей и самые критерии. (Напомним: именно системное смещение, как потенциал существования некоего алгоритма восстановления, восполнения или опрощения, позволило сблизить дотоле разрозненные теории струн посредством двойственности, как соотнести и гипотетические системы L и L* .) Судьи могут пытаться снизить балл за ничтожную помарку одним и не снизить за крупный недочет (потерю спортивного снаряда и пр.) – другим; но они не смеют и не должны сметь при этом влиять на распределение совокупных оценок, а тем паче – их структурных, относительных или сравнительных разностей. В противном случае дух войны за правду начинает реять в воздухе, так что малый нюанс – это уже не нечто игнорируемое либо диверсифицируемое как «шумовое» отклонение (что слепая и самонадеянная метода делает обычно и с крупным, видным аутлаером-выдающимся/вне-лежащим), а среда, остро на само его присутствие реагирующая – вовсе не признак сложности либо иррациональности. Так что и изменения напрашиваются не маржинальные, но фундаментальные и экзистенциальные, касающиеся самих оснований и эталонов.

Талеб не раз выступает с выдвижением правдоподобно-сопряженных и где-то неотразимых критериев правды: «рисковать шкурой», знать о чем говорить прежде изучения ради изложения. Все верно – внешне; но что этим гарантировано? Сам, к примеру, невольно и вольно сему следовал задолго до ознакомления. Хоть и понимал: это не столько необходимость , сколько сверх достаточность; не прагматический гарант рациональности, но скорее этическая желательность . В самом деле, мы привыкли предпочитать, чтоб человек, чему-то учащий, сам был в том докой, а желательно – и топ-экспертом. Но гарантировать сие можно лишь авторам новых теорий и парадигм (что мы и пытаемся предлагать, а вернее, не можем этим не поделиться – смысла не видим таить далее). И крайне желательно, чтоб эти самые теории не оказались self-serving – чтоб их точки зрения не отражали «точку сидения, и только», как в случае талебова смирения с положением вещей, которое его устроило самим фактом личного благостяжания: лишь малая толика авторов пробивается до кафедры (не говоря уж о деньгах), и поскольку ему посчастливилось, то вздумалось ему и оду написать, да и во всей общности, незримому механизму, что сие попускает, пусть и ценой вящего неравенства, а также, – что куда хуже да вовсе вразрез с рациональностью системы, – [ценой] структурных несоответствий распределения барышей разностям или сравнениям людского капитала, как и результирующего сравнительного и абсолютного качества теорий.

Послушать его – не смел-де Высоцкий петь про горы-войну, как и не мог (правдоподобно!) Самому Талебу д о лжно бы остановиться на трейдинге, причем вычурными деривативами – предмете, заведомо чуждом большинству специалистов рынка, а не то что – широким массам. Вещать же отваживается, выходит, лишь фактом преуспеяния, т.е. рекуррентно-циклически, словно по заглядывании в будущее. Так, словно не бывало великих тренеров, что учили, едва будучи в состоянии превзойти учеников.