Игорь Пешнин - ВРЕМЯ И МЫСЛИ

Налицо явное нежелание увязывать свою деятельность с понятием о коммунизме.

В отличие от Маркса.

Народная мудрость гласит: коготок увяз – всей птичке пропасть.

Не нужно особое глубокомыслие, чтобы понять: отличие от марксизма способно сделать кем угодно, но только не марксистом.

А вообще: какой идейный раскол может быть при наличии учения?

Которое к тому же «всесильно, ибо верно»?

Если учение не даёт ответы на вопросы, то совершенно очевидно, что отсутствует либо оно само, либо его понимание.

Учение Маркса есть, следовательно…

Истину установить несложно: а как вообще могло быть иначе, если учение Маркса именно и только о коммунизме , а его «ученики и последователи» наоборот рассуждали обо всём на свете, кроме коммунизма? т. е. Жомини, да Жомини, а об водке ни полслова!

Понятно, что они говорили каждый о своём .

Отсюда и их партийная междоусобица.

А что свидетельствуют «документы эпохи»?

«Мы вовсе не смотрим не теорию Маркса как на нечто законченное и неприкосновенное: мы убеждены, напротив, что она положила только краеугольные камни той науки, которую социалисты должны двигать дальше во всех направлениях, если они не хотят отстать от жизни.

Мы думаем, что для русских социалистов особенно необходима самостоятельная разработка теории Маркса». В.И.Ленин

Получается: «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно», но… «Мы пойдём другим путём!».

Как видим, всё сходится.

Ходульным аргументом вождя была фраза: «марксизм не догма».

Как индульгенция на отсебятину .

Иными словами: Ленин просто прикрывался научным авторитетом Маркса для убедительности своих измышлений.

А чем конкретно это явление было вызвано, что именно не устраивало российскую социал-демократию в учении Маркса?

Тоже установить несложно.

«Организатор российской коммунистической партии», по сути, впервые заговорил о коммунизме лишь в апреле 1917 года.

Почему? В чём причина? Что такое вдруг произошло?

Неожиданно вспомнил или, наконец, осознал, что вообще-то учение Маркса о коммунизме, безо всякой социал-демократии, а тем паче большевизма?!

Отнюдь. Просто Временное правительство позиционировало себя как представительный орган демократических и социалистических сил российского общества, и понятно, что в таких условиях социал-демократу Ленину, для дальнейшей борьбы за власть, прежняя идеологическая платформа уже не годилась.

Поэтому он совершенно правильно указал партии на то, что термин «социал-демократия» весьма существенно не корректен, а большевизм вообще производное от случайного обстоятельства, и предложил в свете новых веяний назваться «коммунистической».

Но соратники вождя не поддержали, и этот факт красноречиво говорит сам за себя – хороши «марксисты» не желающие вставать под идейное знамя коммунизма!

Между тем, с их стороны это была абсолютно естественная реакция и, прежде всего, на отношение к коммунизму самого Ленина, так как ранее ни о чём таком он, фактически, даже не заикался, а тут на тебе – вывалил, как снег на голову!

Да и здесь исходил не из стратегической цели, а из тактических соображений – Каменев на Апрельской конференции, возглавляя оппозицию, критиковал вождя именно за то, что тот не предлагал ничего, кроме агитации.

Целых двадцать лет РСДРП обходила коммунизм стороной —

не слишком ли странно для приверженцев марксизма?

Особенно это заметно на фоне достославной боевитости и пресловутой принципиальности лидера большевиков.

В чём причина?

Ответ даёт то простое обстоятельство, что Ленин, лишь весьма принципиально собравшись отречься от социал-демократии вкупе с большевизмом, и очень боевито решив переквалифицироваться в коммуниста, впервые же обратился и к теме государства .

Накатав нетленку под названием «Государство и революция».

Где совершенно верно указал, что учение Маркса о коммунизме напрямую увязывает революцию с упразднениемгосударства.

– Государство есть частная собственность бюрократии.

– Пролетарии находятся в прямой противоположности к той форме, в которой индивиды составляющие общество, до сих пор выражали себя как некоторое целое, а именно к государству, и должны низвергнуть государство, чтобы утвердить себя как личности.

Заметьте: не власть захватить , а низвергнуть государство.

Что гораздо круче. И прямо противоположно.

Это всё объясняет.

Маркс – основоположник научногокоммунизма.

Его учение отрицает государство.

Как так – без государства?! Это же анархия!

Попробуй, пойми сам, да ещё растолкуй другим!

А социал-демократия таких проблем не создаёт.

Тем самым гораздо удобнее . Что и обусловило «выбор».

Выгодный, удобный на латыни – opportunus.

Отсюда термин «оппортунизм».

Оппортунизм не сознательная ложь, а тривиальный самообман.

Естественное, но каверзное стремление к обходу трудностей.

Для российских «революционеров» таковой трудностью был вопрос упразднения государства. Поэтому, позиционируя себя марксистами, они предпочитали называться не коммунистами, как Маркс, а социал-демократами. На манер германских эпигонов Маркса, о которых он с иронией отозвался в стиле Сократа:

«Я знаю лишь то, что я не марксист».

Маркс социал-демократию не жаловал и называл социалистов путаниками (как видим, история подтвердила его правоту), зато это снимало вопрос об упразднении государства. Что было удобно .

В результате, совершенно естественно возникло два вида оппортунизма: «Маркс» без коммунизма (социал-демократия) и «коммунизм» без Маркса (ленинизм-большевизм).

Эпигонство вовсе не означает взаимосвязь.

Точно так же: революционная деятельность это всегда политическая борьба, но политическая борьба далеко не всегда революционная деятельность.

Ленин не понимал учение Маркса – в чём несложно удостовериться по его же собственным словам, не говоря уже о делах.

В брошюре «Три источника и три составных части марксизма» он написал: «Адам Смит и Давид Рикардо, исследуя экономический строй, положили начало трудовой теории стоимости. Маркс продолжал их дело. Он строго обосновал и последовательно развил эту теорию. Он показал, что стоимость всякого товара определяется количеством общественно-необходимого рабочего времени идущего на производство товара».

Данный ленинский пассаж до сих пор свободно гуляет по головам аж на академическом уровне, а между тем это полнейшая профанация марксизма – о чём Энгельс вполне доходчиво сказал ещё в «Анти-Дюринге».

На самом деле Маркс вовсе не был на подхвате в подмастерьях у Смита и Рикардо, а, наоборот, на основе анализа этой их теории вскрывал научную несостоятельность всей политэкономии вообще, абсолютно верно резюмируя, что «… труд не имеет и не может иметь никакой стоимости».