Олег Яницкий - Переходный период: цели изучения, теория и практика

Изучение временн о й динамики жизни общественного организма не менее важно. В этой проблеме есть ряд важных аспектов. Один – общее ускорение темпа жизни и перемен в ее среде обитания, другой – изменяющиеся темпо-ритмы «поведения» различных агентов, участвующих в жизни его подсистем. Третий – скорость распространения рисков и опасностей и реакции на них. Проблема этой сложной динамики состоит в том, что современные опасности, как, например, хакерская атака, приходят в город и к каждому его жителю внезапно, практически не оставляя времени на защиту от них. Плюс периодические аварии и катастрофы (обрушение коммуникаций, взрывы домов, пожары, стихийные бедствия) создают достаточно напряженную психологическую атмосферу в обществе, поскольку речь идет о массовых процессах, реабилитация после которых иногда растягивается на месяцы и годы.

Для построения качественной модели переходного общества необходимо, хотя бы в целом, описать взаимодействие его трех связанных между собою параметров: его сетевую структурно-функциональную модель, ее зависимость от глобальных процессов и их совокупное воздействие на жителей страны и их среду обитания. Исследования в этом направлении интенсивно ведутся: например, разработана принципиальная схема потоков и их взаимодействий в глобальной СБТ-системе [Fischer-Kowalski and Erb, 2016: 33]. Без построения такой модели для мегаполиса и хотя бы примерной схемы взаимозависимости его структурно-функциональных элементов и потоков вещества, энергии и информации эмпирические исследования, включая массовые опросы и дискурс-анализ и другие традиционные методы социологии, являются нерелевантными, потому что они не выявляют связей между качественно различными структурами и процессами.

Комплексный подход имеет свои пределы. Непрерывное повышение сложности, многоуровневости и разновременности метаболических трансформаций ведет к потере управляемости, так как агент управления уже не способен справиться с количеством одновременно поступающей к нему информации, причем разного уровня и качества. Приходится сознательно упрощать ситуацию, в результате риск ошибки, как в действии управляющего агента, так и в оценке ответной реакции повышается [Tainter, 2011].

Российские теоретики глобальной гибридной войны полагают, что ее сущность как раз и заключается в ее сложности, многосторонности и разновременности [Бартош, 2019; Сивков, 2019]. Как в этих условиях взаимодействия постоянно изменяющихся сил и общей неопределенности ситуации управлять комплексными объектами, пока непонятно. Но можно и нужно регулировать и контролировать те системы общества и города, которыми человек уже умеет управлять. И одновременно разрабатывать теорию управления этими сверхсложными системами.

Я сознательно поставил эту и следующую главы рядом, потому что, по существу, обсуждаемые в них процессы – одни и те же, но в первом случае в отношении России, а во втором, в более широком теоретическом плане – в англосаксонской социологической литературе того же периода. Представлялось правильным сначала проанализировать ход и основные результаты российского проекта о проблемах переходного периода в России, а затем рассмотреть взгляды на переходный процесс как таковой в западной литературе.

Международный проект «Куда идет Россия?», развивавшийся в течение 10 лет, – это огромное и несомненное достижение постсоветской, то есть российской социологии. Проект был организован и проведен Московской школой социальных и экономических наук (МШСЭН), руководимой проф. Т. Шаниным (Великобритания), и Междисциплинарным академическим центром социальных наук (Интерцентром) под руководством акад. РАН Т. И. Заславской. В проекте участвовали ученые из России, стран СНГ и стран Запада. После международной «Дискуссии о социалистическом городе» 1927–1931 гг., в ходе которой обсуждались пути социалистической индустриализации и организации жизни граждан СССР, проект «Куда идет Россия?» был вторым и единственным по своему масштабу, междисциплинарному подходу и широте анализа связей между прошлым и будущим российского общества.

В течение десяти лет идеологи и участники этого проекта обсуждали и критически оценивали динамику российского общества в международном контексте, ее характер, поворотные и критические узлы и точки. Участникам проекта удавалось проводить анализ одновременно в трех измерениях: прошлом, настоящем и будущем. Уже тогда особое значение придавалось попыткам построения альтернативных стратегий и сценариев, анализу роли внешнеполитических факторов, роли локальных этнополитических конфликтов и войн, значению типа экономики, доставшейся России от Советского Союза. К сожалению, многие ценные идеи и мысли, высказанные в ходе этого десятилетнего научного марафона, не были позже превращены в ценностные ориентиры и политические установки переходного периода.

Не имея возможности полно и систематически оценить этот проект в рамках одной главы, я остановлюсь лишь на некоторых его ключевых проблемах и поворотных точках, которые представляются мне необходимыми для исследования современного переходного периода «на цифру». В основном я буду пользоваться материалами итогового симпозиума «Куда пришла Россия?», поскольку в нем изложены основные результаты этого исследовательского проекта.

На мой взгляд, прав был К. Г. Холодковский, утверждая, что главная цель наших трансформаций – это «воссоединение с мейнстримом исторического процесса, то есть включение в процессы глобализации, которые берут нас в жесткие рамки, что и будет определять будущее России. «Глобализационные процессы… резко обостряют конкуренцию за “место под солнцем”, каждая страна стремится найти свою нишу в мировом экономическом раскладе».

И – далее, «наша теперешняя страна – это сырьевая база, сырьевой придаток ведущих стран. Наш интеллектуальный потенциал, которым традиционно сильна Россия, своими достижениями в основном обслуживает научно-техническое развитие зарубежных стран». Эта модель развития получила название «латиноамериканской». «Если “верхи” включены в процесс глобализации как субъект, то остальное население в лучшем случае является его объектом, а в худшем – вообще маргинализируется».

Приходится признать, что мотором наших преобразований были как раз те группировки элиты, которые связаны с экспортно-сырьевой ориентацией нашей экономики. Холодковский заключает, «наиболее сильные группировки элиты, по сути, не заинтересованы в изменении складывающейся экономической, а значит, и социальной модели. Вязкое сопротивление бюрократии, как это уже часто бывало в России, гасит реформаторские порывы» [Холодковский, 2003: 354–357]. Как пишут другие авторы в том же сборнике, именно в переходных процессах выявляются разнонаправленные векторы социальной динамики, разделяющие население России и других стран на тех, кто включен в глобальное информационное поле и исключен из него. В конечном счете степень и форма включенности в производство и распространение информации формируют социальную структуру информационного общества.