Дмитрий Шеметов - По ту сторону партии: эволюция концепции «партии» в марксизме

Центральный комитет Германской социал-демократической рабочей партии 5 сентября опубликовал манифест (основанный на инструкциях, содержащихся в письме Маркса), категорически настаивая на этих гарантиях. «Мы, – говорят они, – протестуем против аннексии Эльзаса и Лотарингии. И мы сознаем, что говорим от имени немецкого рабочего класса. В общих интересах Франции и Германии, в интересах западной цивилизации против восточного варварства, немецкие рабочие не потерпят аннексии Эльзаса и Лотарингии… Мы будем искренне поддерживать наших товарищей-рабочих во всех странах в общем деле международного пролетариата!»

«К сожалению, мы не можем надеятся на их немедленный успеху Если французские рабочие в условиях мира не смогли остановить агрессора, смогут ли немецкие рабочие с большей вероятностью остановить победителя среди залпов оружия? Манифест немецких рабочих требует экстрадиции Луи Бонапарта как обычного преступника во Французскую республику. Их правители, напротив, уже изо всех сил пытаются вернуть его в Тюильри как наиболее пригодного человека, чтобы разрушить Францию. Как бы то ни было, история докажет, что немецкий рабочий класс не сделан из того же пластичного материала, что и немецкий средний класс. Они выполнят свой долг» ( Маркс, Гражданская война во Франции ).

Это хороший пример негативного воздействия «политики шахматной доски», проводимой Марксом (см. другие ее аспекты в части II ниже). Он состоит из: а) выступления от имени пролетариата (партийная подмена); б) приковывания пролетариата к интересам национального развития отдельной буржуазии (борьба за буржуазную демократию против остатков феодализма); а затем требования – не обладая средствами навязать свою точку зрения (не заботясь о сохранении политической независимости пролетариата в рамках буржуазного процесса), – чтобы правители придерживались обещанных ими демократических принципов, а не своих империалистических наклонностей.

Однако, сказав, что любая попытка со стороны рабочего класса свергнуть новое, посленаполеоновское правительство Франции будет «отчаянным безумием» и что было бы лучше «спокойно и решительно улучшить возможности республиканской свободы для работы их собственной классовой организации», Маркс, тем не менее, был способен совершить необходимый поворот и поддержать стихийное движение рабочих, которое позже примет форму Парижской Коммуны, и извлечь наиболее положительные уроки для движения рабочего класса. в целом, уроки, которые будут полностью противоречить социал-демократической политической тактике, которую он ранее активно проводил. Эта тактика была основана на вере в добродетели, приписываемые объективному росту капитализма, и на обязательном осуждении анархистских теорий: «Если пруссаки победят, централизация государственной власти будет полезна для централизации немецкого рабочего класса…». «Их превосходство над французами на мировой арене также означало бы преобладание нашей теории над теорией Прудона». ( выдержки из письма Маркса к Энгельсу от 20 июля 1870 года; письмо было написано до войны и до первых двух посланий Генерального совета 1-го Интернационала ).

Партия эйзенахцев более или менее последовала за Марксом в этом повороте, и Бебель заявил в одном из своих выступлений: «Взоры всего европейского пролетариата и всех, кто имеет какие-либо склонности к свободе и независимости, устремлены на Париж… Несмотря на то, что Париж, возможно, сейчас был подавлен, я должен сказать вам, что борьба в Париже – это всего лишь небольшая стычка на заставах, что главное дело в Европе все еще впереди, и что не пройдет и нескольких десятилетий, как боевой клич парижский пролетариат: „Война дворцам, мир хижинам, смерть нищете и безделью!“ станет боевым кличем всего европейского пролетариата» ( Август Бебель, Речь в Рейхстаге, 25 мая 1871 г. ).

Однако в течение следующего года Маркс и Энгельс жаловался на то, что немецкая партия не присоединилась к Интернационалу, и на молчание социал-демократических лидеров по этому вопросу, особенно В. Либкнехта, который отвечал за международные отношения партии. Поэтому Энгельс писал Либкнехту следующее: «Какого взгляда на Интернационал придерживается „Комитет“ в Гамбурге? Теперь мы должны попытаться как можно быстрее прояснить там ситуацию, чтобы Германия могла быть должным образом представлена на Конгрессе. Я должен прямо попросить вас откровенно рассказать нам, как вы относитесь к Интернационалу. …. 1. Приблизительно сколько штампов было роздано во сколько мест и какие места задействованы? 208, подсчитанные Финком, – это еще не все? 2. Намерена ли Социал-демократическая рабочая партия быть представленной на съезде и ЕСЛИ ТАК, как она намеревается заранее войти в состав Генерального совета, чтобы ее мандат не мог быть оспорен на съезде? Это означало бы: а) что она должна будет объявить себя Германской Федерацией Интернационала в действительности, а не просто образно, и б) что как таковая она будет платить свои взносы перед Конгрессом. Дело становится серьезным, и мы должны знать, где мы находимся, иначе вы заставите нас действовать по собственной инициативе и рассматривать Социал-демократическую рабочую партию как чужеродный орган, для которого Интернационал не имеет значения. Мы не можем допустить, чтобы представительство немецких рабочих на Конгрессе пропало по причинам, которые нам неизвестны, но которые не могут быть другими, кроме мелких. Мы хотели бы попросить вас дать четкое заявление по этому поводу как можно скорее» ( письмо Энгельса Вильгельму Либкнехту, 22 мая 1872 г. ).

Адольф Хепнер, представлявший эйзенахскую партию, присутствовал на Гаагском конгрессе (2—7 сентября 1872 г.), кульминацией которого стало изгнание «врагов» – бакунистов из Интернационала: [9] (эти бакунисты подозревались в участии в секретной деятельности Альянса социалистической демократии). Однако его присутствие никак не прояснило отношения между Интернационалом и германской партией. С одной стороны, Адольф Хепнер, как и другие лидеры социал-демократов (А. Бебель, В. Либкнехт), стал жертвой репрессий, инициированных правительством Бисмарка, запрещавшим международные политические контакты: Хепнера приговорили к одному месяцу тюрьмы, а затем власти изгнали его из Лейпцига (весна 1873 г.), и ему пришлось переехать в Бреслау, на другом конце Германии; Бебель и Либкнехт уже были приговорены к двум годам заключения в военной тюрьме в марте 1872 года, а затем, во время еще одного судебного процесса по обвинению в оскорблении императора, Бебель был приговорен еще к девяти месяцам тюремного заключения и был лишен депутатского мандата (Либкнехт не был выпущен до 15 апреля 1874 года; Бебель был освобожден 1 апреля 1875 года).