Татьяна Югай - Адская машина принуждения к свободе

В России за реформаторами прочно закрепилось коллективное прозвище «Чикагские мальчики» по аналогии с их чилийскими предшественниками. Однако наши реформаторы в Чикагском университете не обучались и учителя к ним приехали на дом. В 1990-х годах гарвардская профессура избрала нашу страну как очередной полигон для испытания неолиберальных концепций, которые они до этого уже апробировали в Чили, Боливии, Польше и далее везде. Однако они явно переоценили свои возможности и недооценили комплексность задачи, поскольку масштаб и богатство России даже после демонтажа КПСС и распада СССР никуда не делись. В самом начале реформ в Москву высадился десант из Гарварда, к которому примкнул шведский гражданин мира Аслунд. Он вспоминает, что приехал в Москву через две недели после путча 1991 года, несколько дней провел в правительственных коридорах, пытаясь протолкнуть свои радикальные идеи, а главное трудоустроиться в качестве иностранного консультанта. Когда он, пав духом, собрался улететь восвояси, случайно встретил в аэропорту Александра Шохина, который пообещал познакомить его с Гайдаром [39, c.33].

Заокеанские гости приехали не с пустыми руками, а с домашними заготовками, т.е. расхожими концепциями либеральных реформ, разработанными в университетах Чикаго и Гарварда. Надо сказать, что к тому времени произошла очередная мутация неолиберализма, который, осознавая свою научное бесплодие, инкорпировал в себя идеи неоинституционализма.

Рецептурные книги американских шеф-поваров содержали неудобоваримую смесь популярных в то время неоиституциональных концепций, главным образом, теоремы Коуза (права собственности), теорий общественного выбора, рентоориентированного поведения (rent seeking) и контрактов. Именно эти концепции были буквально притянуты за уши для обоснования приватизации. Понимая невозможность доказательства гипотезы о более высокой эффективности частной собственности по сравнению с государственной на своем поле, т.е. в рамках неоклассической экономической теории, неолибералы, ничтоже сумнящеся подменили теорию. Благо, в то время российская научная общественность находилась в шоке и не следила за руками заморских магов. Характерно то, что основные участники приватизационной драмы в России, как выяснилось позже, являлись адептами разных ветвей неоинституционализма. Впоследствии они сделали блестящие академические карьеры, разъезжая по миру с лекционными турне и публикуя ретроспективные анализы приватизации в России и других постсоциалистических странах. Здесь я рассмотрю серию трудов авторов, оказавших наибольшее влияние на концепцию программы приватизации в России.

Аслунд отстаивал необходимость ускоренной приватизации с позиции теории общественного выбора, в то время как Андрею Шлейферу была больше по душе теорема Коуза, а Джеффри Сакс теперь вовсю открещивается от своей причастности к приватизации и даже публично покаялся. Теперь он сменил ориентацию и подвизается на ниве борьбы с бедностью под эгидой Всемирного банка.

Шлейфер и Роберт Вишны в статье «Приватизация в России: первые шаги» раскрыли свои взгляды на теоретические основы приватизации. Они исходят из ряда предпосылок, которые приписывают Коузу. 1) если права собственности полностью определены между группой агентов, они могут договориться об эффективном способе использования активов; 2) во многих случаях неэффективное использование ресурсов проистекает из плохо определенных прав собственности; 3) коль скоро права собственности четко определены, не имеет значения, как именно они разграничены [210, c.138].

Авторы «фокусируются на ситуациях с плохо определенными правами собственности». Понятно, что они имеют в виду Россию накануне приватизации. «Государственные компании в России, как и в других странах Восточной Европы, являются примером того, как многие агенты обладают перекрывающими друг друга правами контроля над активами… Рабочие, менеджеры, министерства, местные органы власти и центральное правительство обладают определенными правами на денежные потоки и контролем за использованием активов, и во многих случаях эти права частично перекрываются. В этой ситуации теорема Коуза предсказывает неэффективный результат» [210, c.139].

По их мнению, «приватизация – это способ определения прав собственности между различными претендентами с тем, чтобы они впоследствии могли заключать эффективные сделки». Они рассматривают приватизацию «как перераспределение существующих прав контроля над активами компании между заинтересованными сторонами. Чтобы заинтересованные стороны согласились на это перераспределение, им необходимо получить компенсацию в виде дивидендов и доходов от приватизации. Российская программа приватизации в большинстве случаев пытается урегулировать конфликты между заинтересованными сторонами» [210, c.160, 142]. Они довольно откровенно, цинично и вместе с тем последовательно рассматривают программу приватизации в России с позиций торга приватизаторов с основными заинтересованными группами и их подкупа [210, c.139, 153—158].

В другой программной статье команда западных приватизаторов делает попытку дать экономическое обоснование приватизации. Однако из их рассуждений становится ясно, что дело совсем не в неэффективности государственных предприятий, а в том, что приватизация является составной частью «модели деполитизации», поскольку «во многих случаях механизмы политического влияния на фирмы разрушаются при приватизации фирм». Авторы проговариваются: «Несмотря на то, что конечной экономической целью приватизации является реструктуризация, приватизация всегда и везде является политическим явлением» [82, c.143—144].

По их мнению, совершенно оторванному от действительности, именно быстрая приватизация должна обеспечить массовую поддержку либеральным реформам. «Цель правительств, которые всегда начинают приватизацию, – заручиться поддержкой реформистских (или консервативных) политиков. Массовая приватизация особенно подходит этому мандату, потому что воспринимается широкими массами населения как единственная часть экономической реформы, которая может однозначно принести им пользу… Необходимость заручиться поддержкой реформ является политическим аргументом в пользу быстрой приватизации. Быстрая приватизация – это приватизация, которая дает большие политические выгоды с самого начала – именно то, что нужно реформистскому правительству» [82, c.147—148].