Борис Кагарлицкий - Сборник статей и интервью 2007г.

Когда же наш президент объявил о намерении стать депутатом, отечественная дискуссия окончательно стала напоминать беседы душевнобольных в палате для пациентов средней тяжести.

Особенность российских политических споров в том, что они совершенно беспредметны. Всех волнуют личности, имена, частные обстоятельства претендентов и их взаимоотношений. Перестановки, которые в идеале ничего не меняют. Перемены, которые заведомо не должны произойти. Должности и назначения, которые ничего не значат. Знаки, которые не имеют смысла. Выборы, на которых победителей назначают. Победители, которые не знают, в чем состоит их победа.

В Америке список претендентов - в отличие от России - объявлен заранее. Если у нас он всё более разрастается, то в Соединенных Штатах будет только сокращаться: все участники праймериз и со стороны республиканцев, и со стороны демократов нам известны. Конечно, победителя предсказать не так уж трудно. Но показательно, что людей волнуют не имена, а политика.

Другое дело, что политические декларации претендентов не дают ясных ответов на главные вопросы. Что будет с войной в Ираке? Как будущий президент станет преодолевать кризис на рынке недвижимости? Изменится ли иммиграционная политика? Решится ли на реформу дорогой и неэффективной частной медицины? Большинство американцев уже два десятилетия мечтают об общественной системе здравоохранения («как в Канаде»), но ничего не меняется.

Претенденты на главную должность виртуозно ускользают от внятных ответов на любой из этих вопросов. Но, по крайней мере, вопросы им задают. Пресса, коллеги, оппоненты, граждане.

В России социологи спорят о том, кто из потенциальных претендентов больше приглянулся действующему лидеру. В США обсуждают, насколько тот или иной кандидат сможет завоевать поддержку различных групп населения. Как станут голосовать испаноязычные граждане? Как отнесутся к кандидатам афроамериканцы? Кому удастся получить поддержку на юге, а кому на севере?

У нас правящие круги регулярно преподносят сюрпризы населению (они очень боятся, что за несколько лет стабильности нам стало скучно). В США население склонно ставить в тупик политиков.

Принято считать, что испаноязычных граждан волнует проблема иммиграции, негров - расовая дискриминация, евреев - отношение к Израилю. Америка - страна, где требуется уважать интересы меньшинств. Но одновременно давать понять англосаксонскому протестантскому меньшинству, что и его никто в обиду не даст. Из года в год государственные люди в Вашингтоне обхаживают своих избирателей, напоминая, что помнят об их заботах, жонглируют лозунгами и упражняются в либеральной политической корректности, не забывая и о консервативных христианских ценностях. Но последние опросы свидетельствуют о том, что «специфических» тем становится всё меньше. Испаноязычные американцы волнуются по поводу здравоохранения больше, чем по поводу дальних родственников, которые грозят свалиться им на голову из Мексики. Негры устали от разговоров о расовом угнетении, они хотят, чтобы им повысили зарплату. Евреи думают о качестве школьного образования больше, чем о конфликтах на Ближнем Востоке. Социально-экономические проблемы выходят на первый план. А они у всех общие. Вернее, они объединяют людей не в зависимости от цвета кожи, а в зависимости от толщины кошелька. Страна чувствует приближение кризиса и с напряжением ждет, когда будет объявлена программа по борьбе с ним. Но эту программу никто не объявит, потому что её нет. Точно так же, как нам никогда не сообщат секретный план Путина, в соответствии с которым происходит передача власти в Кремле. Потому что его тоже нет.

Главный секрет - в полном отсутствии секретов. Тайной повестки дня не существует, потому что не существует вообще никакой повестки дня.

Американское общество хочет перемен и боится их. Оно ждет от политиков ответов, не получает их, но настойчиво продолжает спрашивать. Российское общество не хочет перемен, и тоже боится их. Оно ничего не спрашивает у политиков, поскольку больше всего на свете боится услышать ответ.

Мы, в отличие от американцев, народ с интенсивной духовной жизнью и глубоким историческим сознанием. Потому мы не задаем прагматических вопросов. Мы не пытаемся понять, что с нами будет через два года и куда нас приведет проводимая политика. Не потому, что уверены в правильности этой политики или, наоборот, в её ошибочности. Просто с фатализмом, достойным представителей древней цивилизации, мы сознаем, что от нас ничего не зависит.

Может быть, в своем пессимизме мы мудрее, чем они в своем непреодолимом оптимизме. Мы знаем, что перемены почти всегда к худшему, а инициатива, проявленная начальством, равнозначна неприятностям, обрушивающимся на наши головы. Мы ценим эпоху Путина за то, что большинству из нас в эту эпоху было скучно. Когда перестает быть скучно, совсем не обязательно становится весело. Чаще становится страшно.

Специально для «Евразийского Дома»

Выборы 2007 года всё чаще вызывают у меня ощущение deja vu. Хотя на этот раз - как во сне. Какие-то детали сходятся, а какие-то нет. Похоже, я это уже где-то видел… Но нет, не то, совершенно не то!

В сентябре «Справедливая Россия» начала до странности походить на «Блок Ивана Рыбкина» из выборов 1995 года, причем за прошедшее время сходство это только усилилось. А с октября «Единая Россия» начала напоминать партию «Наш Дом - Россия» из того же сюжета 12-летней давности. Зато КПРФ нынешняя на КПРФ образца 1995 года не похожа совершенно, если только не считать название партии и фамилию лидера.

С партией Зюганова всё более или менее просто. В 1995 году она была на подъеме, выглядела единственной «настоящей» партией в стране (причем не только в рядах оппозиции). Сегодня перед нами деморализованная и умирающая организация, которой не поможет никакой электоральный успех. Декабрь 2007 года может оказаться для нее своего рода «лебединой песней».

Свой процент она, скорее всего, увеличит, а уж количество мандатов - по новой пропорциональной системе - тем более. Но это больше похоже на очередной этап агонии, когда больному становится лучше - перед смертью.

«Единая Россия» в данной ситуации заслуживает куда большего внимания. На протяжении постсоветского периода это уже третья партия власти, но первый случай, когда проект удался. Ни «Наш дом - Россия» образца 1995 года, ни «Единство» 1999 года полноценными партиями так и не стали.

Они представляли собой наспех сколоченные организации, нацеленные на решение одноразовой задачи в ходе выборов. Причем «Наш дом - Россия» был построен даже несколько основательнее, нежели «Единство».