Томас Джонсон - Американская разведка во время мировой войны

— Вы знаете, кто-то выдает себя за вас. Я хорошо знаю, что вы корреспондент «Нью-Йорк Сан» и что вы регулярно приходите за известиями. А сегодня пришел какой-то незнакомец и представился как корреспондент вашей «Сан». Смотрите, вот его карточка.

Колени А-1 дрожали, когда он читал: «Карл X. фон Виганд». «Сан» послала в Германию настоящего корреспондента.

— Да, он является представителей синдиката «Сан», — объяснил А-1 швейцару.

Но в этот вечер А-1 поторопился в отель «Адлон», где его начальник встретил его следующими словами:

— Я сегодня спас вам жизнь. Фон Виганд хотел передать вас немецкой полиции как самозванца. Я это дело уладил, но будьте очень осторожны.

Начиная с этого момента, изобретательность А-1 направилась по другому направлению. В одной важной правительственной канцелярии он знал хорошенькую Fräulein (барышню), чувствительную к плиткам шоколада и кусочкам мыла. Он пригласил ее обедать.

Обеды повторялись часто, десерт всегда черпался из запасов, хранившихся в отеле «Адлон». Наконец, журналист признался чувствительной девушке, что ему страшно хочется сделать карьеру, послав в свою газету какое-нибудь сенсационное известие. Она, в свою очередь, призналась ему, что ее начальник, который был важным правительственным чиновником, предупредил ее, что если когда-нибудь «этот журналист» пригласит ее обедать, она должна принять его приглашение и ловко его расспросить.

— Он вас очень не любит, — прибавила она, — и даже мне сказал, чтобы я не оставляла на столе бумаг, когда вы приходите в канцелярию.

Журналист нашел средство ее успокоить. При следующей встрече пылкая Fräulein передала ему связку бумаг со словами:

— Спрячьте это и посмотрите только когда вы придете домой.

Когда А-1 заглянул в эти бумаги, он едва не вскрикнул от радости. Это был изложенный на двадцати страницах новый план реорганизации армии Германской республики — армии численностью от 1 200 000 до 1 500 000 человек.

В плане были упомянуты все подробности, в том числе количество артиллерийских орудий, и даже названы некоторые офицеры. Этот план с поразительной ясностью свидетельствовал о намерениях военных руководителей республики. Речи о радикальном разоружении больше не было. Этот план доказывал правильность замечания, которое делали некоторые лица при виде немецких детей в прирейнских областях, а именно:

— Когда-нибудь нам придется с ними сражаться!

А-1 приколол эти бумаги к внутренней стороне своих брюк и поспешил в отель «Адлон».

Его начальник широко раскрыл глаза от удивления и в тот же вечер послал со специальным курьером донесение в Париж. Этим отчасти объясняется та настойчивость, с какой маршал Фош требовал разоружения Германии, и те усилия, которые после этого были приложены союзниками с целью сокращения германских вооруженных сил до 100 тысяч человек, как, предусматривал Версальский договор.

Этот успех сделал положение А-1 еще более опасным.

Начальник А-1 счел своим долгом представить его к повышению, но, к несчастью, бумаги, касавшиеся А-1, в продолжение нескольких секунд оставались в комнате, где находился без свидетелей один немецкий политический деятель, с которым познакомился начальник А-1, рассчитывая привлечь его к работе для дела мира.

— Его честь вне всяких подозрений, — сказал начальник А-1. — Но, без всякого сомнения, он прочел эти бумаги, и если ему выгодно донести на вас, как на шпиона, он это сделает.

— Я еще сделаю попытку, — сказал А-1 и вернулся к своим занятиям.

Одному весьма влиятельному немцу очень хотелось узнать, что происходило в зоне, оккупированной американцами. А-1 сообщил ему весьма секретные сведения о реальной численности американских войск, находящихся в готовности на случай надобности, например, если бы немцы отказались подписать мирный договор. Названная А-1 цифра крайне удивила бы генерал-майора Джозефа Т. Дикмана — коменданта Кобленца.

Однажды ночью американский агент сел за стол, чтобы написать донесение. Он провел вечер в нескольких берлинских ресторанах, видел, как немецкие спекулянты заказывали лучшие вина и тонкие кушанья, громко смеясь над президентом Вильсоном и его четырнадцатью пунктами. «Если бы я был президентом Вильсоном, написал А-1, то я не дал бы Германии ни кусочка хлеба». В этот момент он услышал на лестнице тяжелые шаги. Было уже поздно, и он завесил окна одеялами. Он знал, что германская полиция следила за его перепиской, особенно с вождями спартаковцев. Вероятно, теперь она собиралась ознакомиться с этой перепиской непосредственно. Шаги приближались. А-1 только начал свой доклад на очень тонкой шелковой бумаге. Ему оставалось лишь одно — проглотить ее. Пора уже было это сделать, так как в дверь постучали.

— Войдите, — сказал А-1.

На пороге показался рослый полицейский.

— Что вы тут делаете при завешенных окнах? — спросил он.

— Ничего, я размышляю.

— Вы размышляете в половине третьего ночи. Я должен сделать у вас обыск.

Но он ничего не нашел и удалился.

На следующий вечер американскому агенту позвонил по телефону его товарищ А-2. Этот второй агент приехал в Берлин после долгих споров с немецкой полицией по поводу кожаных дамских туфель, находившихся среди его багажа, от которых он ждал такого же эффекта, какого достигал его приятель благодаря мылу и шоколаду. Он тоже приехал под видом корреспондента газеты, но газеты финансовой, интересующейся экономическим положением Германии. В тот вечер А-2 казался напуганным.

— Приходите сейчас же в «Адлон», сказал он, для вас есть посылка.

Это был условный сигнал на случай опасности или важных известий. А-2 был предупрежден К., американской женщиной-агентом, что он попал под подозрение германской полиции. Вскоре он обнаружил, что за ним следили.

Начальник предложил ему приготовиться покинуть Берлин в любой момент, а пока оставить всякую, «работу», не писать докладов и жить нормально. Через некоторое время А-1 тоже заметил, что за ним следили, причем не один, а несколько человек. Когда ему сообщили опять по телефону: «Вас ждет в «Адлоне» большая посылка», — у него вырвался вздох облегчения.

На следующий день оба агента покинули Германию.

Разведывательный отдел горячо с ними простился. А-1 был повышен в чине, и его начальник представил его к медали «За отличную службу». Медали ему не дали, но написали в его личной карточке: «Разведывательная работа в неприятельской стране», что делается крайне редко.

Такая отметка могла бы быть сделана на карточках четырех или пяти американских журналистов, если бы они не были отправлены из американской экспедиционной армии в Америку, причем они должны были такому счастливому обороту дела, так как французы предлагали их расстрелять.