Михаил Делягин - Реванш России

Таким образом, Путин, скорее всего, отнюдь не был дирижером пробуждения в силовиках группового самосознания и их перехода с позиций персонала, обслуживающего коммерческую олигархию, на позиции самостоятельного субъекта российского политического процесса, обладающего собственными не только административными, но и финансовыми ресурсами выживания и развития. Однако он, как это видится в настоящее время, просто в силу момента своего назначения и особенностей своей личности стал, по всей вероятности (так как прямой достоверной информации об этом по понятным причинам нет и в ближайшее время, скорее всего, не будет), не только наиболее высокопоставленным, но и наиболее адаптивным и быстро развивающимся выразителем этой тенденции.

Говоря коротко, не он ее создал, но, по-видимому, он ее «оседлал» и возглавил.

И это произошло исключительно своевременно, ибо разразившаяся катастрофа дефолта (а она, не будем забывать, носила не только экономический и политический, но и мировоззренческий характер, развенчав пустоту, ложь и злонамеренность либерального фундаментализма в глазах, прежде всего, его наиболее искренних последователей) кардинально изменила характер формирования крупных и крупнейших капиталов.

Созданная либеральными реформаторами и действовавшая на протяжении почти всех 90-х годов модель обогащения была (за исключением ряда ценных и изощренных творческих находок, еще ожидающих своих следователей) в своей принципиальной основе весьма примитивной и сводилась к разграблению государства. Когда после проведения залоговых аукционов наиболее «сладкие» (разумеется, в тогдашнем восприятии) куски собственности были оторваны от государства, пришло время прямого и непосредственного изъятия денег.

Механизмы этого изъятия были весьма разнообразны; в частности, по неведомым автору причинам схема с ГКО полностью вытеснила из описаний и воспоминаний великолепные схемы «коммерческого кредитования бюджетополучателей», обходившиеся последним иногда в 30 % бюджетных средств, а также введение разнообразных «параллельных денег» в виде казначейских обязательств и налоговых освобождений. Тем не менее, концентрация коммерческой инициативы крупнейших субъектов бизнеса и политики — коммерческой олигархии — на федеральном бюджете привели к тому, что, в конце концов, с известной долей упрощения может быть охарактеризовано словами «бюджет государства был украден почти весь».

Не платить военным и пенсионерам было политически несложно, но отсутствие денег для уплаты внешним кредиторам, особенно в ситуации внешнего, по сути дела, управления российской экономической политикой, создавало качественно новые проблемы.

В результате был объявлен дефолт, который в силу выдающихся по качеству и добросовестности действий органов государственного «управления» перерос в катастрофическую девальвацию рубля и дезорганизацию сначала денежного обращения, а затем и всей экономики и без того изможденной либеральным насилием страны.

И, когда страна ценой титанических усилий и страшных жертв, в значительной степени не только не известных, но и не опознанных до сих пор, отползла от края пропасти, в которую ее едва не затянули либеральные фундаменталисты и коммерческие олигархи, она столкнулась с кардинальной переменой экономической ситуации.

Позитивный эффект девальвации и, главное, оздоровляющая политика нового, добросовестного руководства правительства и Банка России (среди которого в первую очередь следует назвать Примакова, Геращенко, Маслюкова, Задорнова и Парамонову) начали уверенное восстановление экономики. При этом кардинально изменился характер создания крупных капиталов: с одной стороны, воровать у государства в привычных масштабах было уже физически нечего, с другой — девальвация и ряд простейших шагов правительства создали крайне благоприятные условия для восстановления российских производств. Волна импортозамещения превратила российские заводы, еще за несколько месяцев до этого дышавшие на ладан (стоит вспомнить о тяжелом финансовом положении, например, «Балтики», хотя сейчас это звучит просто неправдоподобно), в крайне привлекательные центры генерирования прибыли.

В результате впервые за все время с начала либеральных преобразований вновь стало выгодно производить, и экономическая активность решительно переместилась в регионы.

Главным способом добывания больших денег стало уже не ограбление государства и функционирующих предприятий, но установление контроля за наиболее крупными и перспективными предприятиями с расширением их производства. Крупный бизнес рванулся в регионы — и именно в ходе этого рывка были созданы некоторые из нынешних крупнейших корпораций России.

Понятно, что о законности совершаемых действий в условиях жесткой схватки всех со всеми за привлекательные активы в этих условиях думали если и не совсем в последнюю, то, во всяком случае, далеко не в первую очередь. При этом юридическое оформление новых приобретений и их формальное соответствие действующему законодательству было в отличие от предыдущего этапа исключительно важной задачей. Это обусловливалось самим характером новых ключевых активов: производство в отличие от спекулятивных операций по своей природе является долгосрочным процессом и потому требует хотя бы формальной юридической защищенности. Поэтому роль государства на новом, производительном этапе была значительно более высокой, чем на предшествующем, спекулятивном этапе либеральных реформ: захват собственности должен был быть признан и одобрен государством.

Новая форма ведения бизнеса качественно повысила роль силовых структур. С одной стороны, захват, перехват и вырывание из рук перспективных производящих активов, все эти «войны за собственность» осуществлялись при помощи не только прямого насилия, но прежде всего с использованием государственных инструментов воздействия, включая широкое возбуждение уголовных дел. Это превращало указанные структуры в ключевого, критически важного участника процесса, без которого он просто не мог развиваться.

С другой стороны, именно представители силовых структур обладали наибольшей возможностью узаконивания тех или иных приобретений, сделанных представителями коммерческой олигархии в это бурное время самыми разными методами, вплоть до прямого давления на по-прежнему бесправные, по сути дела, суды.

Не вызывает сомнения, что активизация передела собственности открыла широкие возможности перед представителями не только коммерческой олигархии, но и нарождавшегося в недрах силовых структур качественно нового социального явления — олигархии силовой.