Владимир Брюханов - Учитель и Ученик: суперагенты Альфред Редль и Адольф Гитлер

/…/ результаты наблюдения показались мне достаточно важными для того, чтобы поставить на это последний грош из наших скромных денежных средств. /…/ до начала октября [1913 года] было собрано достаточно материала, чтобы анонимно обратить внимание швейцарских властей на операции Ларгье, направленные и против Швейцарии. /…/ Ларгье и два его главных помощника /…/ предстали перед судом, и Ларгье был выслан ». [104] Там же. С. 70–71.

Жалобу на нехватку денег мы постараемся запомнить, имея в виду последующее.

Достоверность этой скандальной истории подтверждается и современным российским исследователем Михаилом Алексеевым, ценность публикаций которого невероятно высока потому, что в них чрезвычайно объемно представлены архивные материалы российской военной разведки начала ХХ века. [105] Алексеев М. Военная разведка России от Рюрика до Николая II. В двух книгах. М., 1998.

Алексеев сообщает: « В 1913 г. австрийцы провели целенаправленную акцию по компрометации деятельности российских и французских спецслужб в Швейцарии. /…/ Был собран материал /…/ и анонимно представлен швейцарским властям. Ларгье после суда над ним по обвинению в шпионаже выслали из Швейцарии. Судебный процесс и связь Ларгье, в том числе и с Гурко [106] Д.И. Ромейко-Гурко (1872–1945) — полковник (с февраля 1915 — генерал-майор), с апреля 1908 по август 1915 — российский военный атташе в Швейцарии, затем — на фронтах Первой Мировой и Гражданской войн. Завершал жизнь в парижской эмиграции. , подробно освещались на страницах франкоязычной печати. Обвинения австрийцев были не голословны. Действительно, Ларгье выступал в качестве агента-вербовщика и работал на Россию и Францию ». [107] Алексеев М. Указ. сочин. Кн. II, с. 122–123.

Ронге, таким образом, когда фабриковал письмо, предназначенное для неизвестного шпиона в Вене, работал и над «Делом Ларгье», каковое разрешилось в сентябре-октябре 1913 года — и тоже в результате подброшенного компромата! Недолго думая, Ронге и в сфабрикованное письмо включил адрес Ларгье.

Самое существенное здесь в том, что Ронге никогда бы так не поступил, если бы еще в тот момент заподозрил, что получателем письма может оказаться полковник Редль, потому что Редль заведомо больше знал о Ларгье в 1904–1905 годах, чем сам Ронге — ниже мы это поясним более подробно.

Интересно также, что Ронге позже даже не решился воспроизвести парижский адрес, якобы указанный в письме; не был ли он просто адресом французской контрразведки?

Затем на сцене возникли новые письма: « До середины мая поступило еще два новых письма на имя г [осподи] на Никона Ницетас, так что мы могли взять наше сфабрикованное письмо обратно. Усилилась уверенность, что шпион попадет в наши сети ». [108] Ронге М. Указ. сочин. С. 71.

Так сколько же всего разных писем поступало на адрес неизвестного шпиона?

Всего таких писем оказалось, как нетрудно прикинуть, по меньшей мере четыре.

Первым был конверт, вскрытый майором Николаи в Берлине. Там содержалась крупная сумма в русских рублях и не было никакого сопроводительного письма.

Николаи счел своим долгом переправить находку коллегам в Вене: между Германией и Австро-Венгрией существовало соглашение об обмене разведданными, которое честно соблюдалось — насколько такое вообще возможно.

Можно заподозрить Николаи в маленькой невинной пакости: он, конечно, понимал, что найти и даже схватить получателя такого письма в принципе возможно (хотя тот почему-то не явился вовремя на почту в Вене, если только не правы были московские редакторы 1937 года, заподозрившие, что письмо было вскрыто в Берлине раньше — еще на пути из Айдкунена в Вену), а вот привлечь к ответственности — едва ли!

Действительно, представьте себе, что вы хватаете на почте человека, получившего в конверте кучу рублей (валюта потенциального военного противника!), но в чем же вы сможете его обвинить?

Он вам тут же расскажет замечательную историю о том, как ехал несколько месяцев или недель назад на поезде (можете проверять — он действительно находился в указанном поезде!) , там ему попался странный спутник — пьяный русский купец (этого никто не подтвердит, но и опровергнуть никто не сможет!) . Этот пьяница (его русского имени рассказчик вспомнить не сможет: то ли Иванов, то ли Рабинович, то ли как-то еще) приставал, предлагая сыграть в карты; пришлось согласиться во избежание худшего скандала, да и пьяница был чем-то симпатичен. Русский затем проиграл кучу денег — и расплатиться нужной суммой не смог. Однако клятвенно обещал прислать весь проигранный долг. Рассказчик в это не очень-то и поверил, но и не собирался требовать не совсем честный выигрыш — с учетом сильного опьянения проигравшего. Пришлось, однако, дать ему адрес — тут же придуманный (не свой же настоящий давать такому прохвосту!) , чтобы тот мог выслать карточный долг по почте. И надо же — прислал-таки, сукин сын !

Тут, заметим, даже и объяснение того, почему адресат не приходил получать письмо раньше: не очень-то и верил в возможность присылки обещанных денег!

И что вы будете делать с таким рассказчиком ?

Будь он трижды шпион, но от такого рассказа он не отступит ни на единое слово, хоть иголки ему под ногти засовывайте , потому что любой отход от такой версии — ему в страшнейший вред, а при избранной легенде он полностью неуязвим!

Можно, конечно, выдумать что-нибудь и поумнее, но и такая отмазка вполне сойдет.

Арест, разумеется, пресечет дальнейшую деятельность такого агента, но вскрыть его прежние деяния и добраться до его сообщников — задача колоссальной трудности, если не добиться признания и сотрудничества этого задержанного с дальнейшим следствием.

Все это прекрасно понимал Николаи. Понял, конечно, и Ронге.

Но отказываться от возможности поймать неизвестного шпиона или взваливать на себя почти безнадежную возню с задержанным Ронге не захотелось — да и Николаи надавил на престиж! Вот поэтому-то и родилось второе письмо, теперь уже сфабрикованное майором Ронге.

Неясно, однако, лежали ли теперь в конверте по-прежнему те же рубли. С одной стороны, менять эту деталь было абсолютно невозможно, поскольку оставалось неизвестным, чем были обусловлены и эти рубли, и их сумма: это-то и предстояло, помимо всего прочего, выяснить у получателя письма. С другой стороны, лихость, с которой Ронге сочинил текст второго письма, в котором и были упомянуты заведомо шпионские парижский и женевский адреса, заставляет подозревать, что и рубли Ронге мог сразу заменить на кроны.

Что же касается самого первого письма, то нужно сильно усомниться в том, что оно, пройдя через руки профессионалов-контрразведчиков, « благодаря неосторожному обращению с ним, было приведено в такое состояние, что адресат немедленно понял бы, что дело неладно » — как это написал Ронге.