Владимир Брюханов - Учитель и Ученик: суперагенты Альфред Редль и Адольф Гитлер

Четкий пик оплат Редлю приходится на 1908–1909 годы — время Боснийского кризиса, когда русские были наиболее заинтересованы в получении оперативной информации.

Далее напомним, что, по сведениям Алексеева, в 1911 году информация от Агента № 25 не поступала. Выплаты же Редлю пришлись на апрель, май и июнь этого года. Вполне возможно, что русские запаздывали с обещанной оплатой. Возможно и то, что последующее молчание номера двадцать пятого было его ответом на такую задержку — и воспитательной мерой в отношении будущего. А возможно и то, что в этот год Агенту № 25 (уже, конечно, под другим наименованием) было выгоднее и полезнее сотрудничать с другими разведками (итальянской и турецкой, например, — вспомните о тогдашнем международном положении!) — и это тоже должно было сопровождаться ростом денежных накоплений Редля!

Самое же интересное состоит в том, что следующий период возрастания активности Агента № 25, по данным того же Алексеева, приходится на начало Балканской войны, совпавшее со служебным воссоединением Редля с Гизлем, причем, повторяем, никаких разведданных из их собственного 8-го корпуса к русским не поступало; не поступили и деньги на счет Редля в Новую Венскую сберегательную кассу. То ли русские не успели еще с ним расплатиться за новейшую информацию (а ведь за один план развертывания, напоминаем, была готовность отдать и 50 тысяч крон, и больше!), то ли эти деньги пришли на какой-то иной счет, возможно — за границей.

К этому нам, разумеется, предстоит возвращаться.

Вот счета Артура Гизля и, тем более, самого Франца-Фердинанда при этом, разумеется, не проверялись!

Заметим, что прочное прикрытие со стороны Франца-Фердинанда вполне оправдывало и достаточно неконспиративное обращение Редля с его собственными деньгами: лишь скандальное разоблачение позволило властям взглянуть на его счета. Но и это, заметим, забегая в будущее, не позволило государству наложить лапу на деньги покойного Редля!

Однако все приведенные факты тем более не проясняют того, почему же Редль был разоблачен и убит!

Пора теперь разобраться с тем, что же там имело место с гомосексуализмом Альфреда Редля.

В том, что Редль оказался гомосексуалистом, нет никаких сомнений: результаты обыска его квартиры в Праге, проходившего в присутствии генерала Гизля и нескольких свидетелей, оставивших об этом подробные описания, производят солидное объективное впечатление. О том же свидетельствовали и многочисленные фотоматериалы, за которые, напоминаем, и ухватился Урбанский в первую очередь. Наконец, и письма самого Редля, обнаруженные при том же обыске, свидетельствуют о том же.

Гомосексуализм, о котором до того времени никак не подозревали окружающие (кроме, разумеется, соучастников сексуальной жизни Редля), создавал дополнительный моральный груз, который приходилось тайно нести Редлю. Этот груз оказался ему вполне по силам — что, вне всяких сомнений, укрепляло и его скрытный и твердый характер, и духовную самостоятельность, совершенно необходимые такому авантюристу, каким Редль и был всю свою жизнь.

Существует еще один существеннейший аспект его жизни, имевший, на наш взгляд, даже большее значение, чем просто гомосексуализм: подозревается, что Альфред Редль с самого начала или почти с самого начала своей сексуальной жизни страдал сифилисом. [572] Markus G. Op. cit. S. 33–35.

Как можно заполучить такие достоверные сведения — совершенно непонятно. Утверждают, однако, что даже результаты посмертного вскрытия, которому подвергли тело Редля, свидетельствовали о крайней ограниченности срока его дальнейшей возможной жизни. [573] Ebenda. S. 35.

Урбанский так описывает эту ситуацию со вскрытием. Поначалу вскрытие произвели небрежно и поверхностно — якобы во исполнение предсмертной просьбы Редля. [574] Urbanski von Ostrymiecz A. Der Fall Redl. S. 94. Но ведь предсмертная просьба была сформулирована совершенно четко: Редль просил не производить вскрытия вообще! Это заставляет нас подозревать и поддельность записки, и стремление убийц избежать экспертизы, способной установить наличие снотворного в теле погибшего, убитого во сне.

Однако скандал, развернувшийся вследствие усилий Киша, заставил вернуться к вопросу о вскрытии. На этот раз была составлена солидная медицинская комиссия с участием ведущих судебно-медицинских экспертов. Но и на результаты этого вскрытия невозможно положиться: эксперты были потрясены тем фактом, что Редль оказался тяжело болен сифилисом.

После этого их дотошность и внимательность должны были сильно притупиться. Естественно, что на фоне обнаруженного сифилиса и проявлений его развития, зашедшего достаточно далеко, эксперты могли снова оставить без внимания вопрос о наличии в теле снотворного — и окончательно тем самым похоронить выяснение истинного механизма смерти.

Усугубились тем самым и неясности в отношении предсмертной записки: самоубийца или лицо, которому угрожало неотразимое убийство, вполне мог озаботиться сокрытием факта наличия сифилиса, дабы по возможности умерить последствия посмертного позора. Для нас с вами этот логический ход выглядит достаточно реальным — поэтому мы окончательно лишены возможности установить, кто же писал эту предсмертную записку.

Вот Урбанского в свое время и позднее основательно порадовал обнаруженный сифилис: в теле Редля якобы не оказалось буквально ни одного здорового органа! [575] Ebenda.

Редль, согласно уверениям Урбанского, оказался полнейшим медицинским уникумом: его внешнее поведение отличалось неизменной выдержкой и умением держать себя в руках, в то время как состояние тела и нервной системы находилось на грани полной утраты жизнеспособности! [576] Ebenda.

Это, заметим, никак нельзя посчитать официальным медицинским заключением (которое так никогда и не было опубликовано), а заинтересованность Урбанского в данной трактовке вполне понятна: ему предпочтительнее было считать, что сам он имел прямое отношение к убийству полутрупа, а не полноценного дееспособного человека!

Так или иначе, но Редль действительно оказался сифилитиком!

Расследование, предпринятое по горячим следам , заставило привлечь к ответственности лейтенанта Штефана Хоринку — гомосексуального партнера Редля, искаженное имя которого ранее упоминалось в тексте Роуэна: квитанцию о переводе ему денежной суммы якобы разорвал Редль на венской улице вечером 24 мая 1913 года.

Хоринка дал целый ряд показаний, уточнявших подробности расточительного образа жизни Редля, и подтвердил характер своих сексуальных отношений с ним.