Николай Рыжков - Главный свидетель

Конечно, проблемы детства в школе продолжаются, а начинаются они намного раньше. Ведь 70 процентов женщин имеют отклонения в состоянии здоровья. Роды протекают нормально только у 40 процентов беременных. Больше половины новорожденных также имеют отклонения в состоянии здоровья. У примерно 15–20 процентов дошкольников выявляются хронические заболевания. Здоровыми к окончанию школы остаются лишь 10 процентов подростков. Все чаще отмечаются задержки в физическом и психическом развитии детей — то есть имеет место декселерация вместо акселерации, как было в советское время. В результате все большее число молодых людей становятся непригодными по состоянию здоровья к военной службе и эффективной творческой трудовой деятельности.

Например, по сообщению вице-премьера Правительства России, министра обороны РФ С. Иванова на Правительственном часе в Государственной Думе, около 10 процентов призывников осени 2005 года имели дефицит веса, вследствие чего эти юноши вместо обучения воинскому делу сразу же после прибытия в армейские части отправлялись «на откорм». И это кроме того, что в то же время военкоматы были вынуждены освободить от службы в армии до 90 тысяч семнадцатилетних юношей с дефицитом веса…

Вернемся, однако, к обвинениям, предъявленным Специальной Комиссией Государственной Думы Президенту Ельцину, одним из которых, как уже отмечено выше, было совершение действий, приведших к ослаблению обороноспособности и безопасности Российской Федерации, начало чему положили заключение и реализация Беловежского соглашения.

Комиссия пришла к выводу, что к крупному ущербу для обороноспособности и безопасности Российской Федерации привело ненадлежащее использование Ельциным своих властных полномочий, вследствие чего Вооруженные Силы Российской Федерации и оборонно-промышленный комплекс оказались фактически в состоянии полного развала.

И на таком фоне Ельцин попросту игнорировал многочисленные обращения к нему Государственной Думы, содержавшие требования о срочных мерах по укреплению Вооруженных Сил и оборонно-промышленного комплекса (как, впрочем, и по многим другим «горячим» вопросам жизни страны, в том числе и по упомянутым проблемам здравоохранения).

Свидетельские показания, данные Комиссии авторитетными представителями Вооруженных Сил и военно-промышленного Комплекса, в том числе бывшим министром обороны И.Н. Родионовым, стало очевидно, что Президент в целом ряде случаев умышленно уклонялся от выполнения своих обязанностей по обеспечению обороноспособности государства. Приведу некоторые фрагменты из показаний министра, живописующие «деятельность» Ельцина в качестве Верховного Главнокомандующего Вооруженными Силами России.

«Когда меня назначили министром обороны, я пытался разобраться в том, что же из себя представляет наша оборона на лето 1996 года, в каком состоянии находятся Вооруженные Силы и что их ждет дальше…

Вместе с Генеральным штабом я врастал в обстановку. Уже были двух-трехмесячные невыплаты денежного содержания, нарушение финансирования остальных статей согласно утвержденному бюджету. Мы требовали, чтобы выделялись средства согласно бюджету, и ни копейки больше. Работать приходилось с Черномырдиным как с Председателем Правительства.

Осенью 1996 года, после смены начальника Генштаба, мы с Генеральным штабом пришли к выводу, что положение дел в Вооруженных Силах, в видах Вооруженных Сил — в сухопутных войсках, на флоте, в ВВС, в ПВО, за исключением РВСН, — неудовлетворительное. И положение продолжает усугубляться, нарастают тревога, беспокойство…

Когда Президент после операции приступил к исполнению своих обязанностей, его контакты со мной и с Министерством обороны вообще прекратились. Мои неоднократные попытки втянуть Президента в армейские проблемы, в проблему обороны, в проблему реформирования Вооруженных Сил встречали нежелание заниматься этими вопросами. Просто нежелание.

В декабре 1996 года было принято решение о проведении Совета обороны. На этом Совете мне и начальнику Генерального штаба было поручено подготовить два доклада. Мой доклад должен был касаться концепции военной реформы в целом. Доклад начальника Генерального штаба — конкретные реформы Вооруженных Сил государства. Мне кажется, что по первому вопросу доклад должен был сделать или Президент, или Председатель Правительства. И то, что этого не произошло, еще раз говорит о том, что у нас в высшем политическом руководстве очень плохо понимают разницу между военной реформой государства, или всей государственной системы, и реформой Вооруженных Сил. И пытались до сегодняшнего дня все реформирование свалить на Министерство обороны.

Несмотря на принятое решение, проведение заседания Совета обороны по этим двум проблемам, с двумя докладами по 30 минут, переносилось полгода — до мая 1997 года. И до мая 1997 года все наши попытки — моя, начальника Генерального штаба — обострить чувство ответственности Президента, Председателя Правительства, министров, которые непосредственно имели отношение к этим двум проблемам, не увенчались успехом. Мы варились в собственном соку, не имея никакой поддержки и помощи.

Вот что происходило у нас накануне майского Совета обороны 1997 года. Наконец-то Президент принял решение: Совет обороны провести. Как можно заниматься реформированием, не имея ни концепции военной реформы, ни концепции реформирования Вооруженных Сил, исходя из этого — не имея программ, исходя из этого — не имея планов на год, на ближайшее время? А ведь вся полнота власти — у Президента. У нас с Генеральным штабом были какие-то задумки, конкретные мероприятия, но без утверждения Президентом мы ничего не могли сделать. Мне даже было категорически запрещено заниматься кадровой перестановкой.

Мы тщательно готовились к этому Совету обороны. До Совета обороны мне пришлось 23 февраля, используя День защитника Отечества, встречи с ветеранами, обратиться к общественности по вопросу о состоянии дел в Вооруженных Силах (это было в ЦДРА — Центральном доме Российской Армии), что было воспринято Президентом очень болезненно, потому что Президент хотел, чтобы руководство Министерства обороны тоже пело песни об успешном претворении в жизнь несуществующих реформ — военной и Вооруженных Сил, а положение дел было не лучше, а с каждым месяцем все хуже.

Мы с начальником Генерального штаба тщательно подготовились к Совету: я позвонил Президенту, попросил его провести Совет обороны в Генеральном штабе, чтобы мы могли вывесить карты, схемы, таблицы и чтобы утечка информации была минимальной. Но должен вам сказать, что наши доклады месяца за три потребовали к себе и канцелярия Черномырдина, и канцелярия Президента. И затем, когда мы стали искать их, так доклад, который был у Черномырдина, найти не смогли. А это доклад «за двумя нулями», особой важности, потому что там была оценка истинного состояния каждого вида Вооруженных Сил — Ракетных войск, всей нашей стратегической триады: Сухопутных войск, Военно-морского флота, Военно-воздушных сил — всех видов Вооруженных Сил, их состояния, причин такого состояния и наши конкретные предложения о том, что делать и как выходить из этого положения. Мне кажется, что эти доклады были хорошо изучены, в том числе и за пределами Кремля и нашего Белого Дома. В понедельник, накануне Совета обороны, мне звонит Президент и по- отечески говорит: «Игорь Николаевич, мы все-таки Совет обороны должны провести. Меня тут некоторые пытаются опять убедить перенести его или же проводить в Кремле. Я сказал им: нет, будем проводить в Министерстве обороны, как мы договорились с министром. Я чувствую, они у нас хорошо подготовились. Хватит, уже полгода переносим, реформа стоит на месте, потому что у нас нет ни одного документа. Полно желания, полно трезвых мыслей, конкретных мер, но нет документа, который разрешал бы нам что-либо делать, как и в других министерствах, которые имеют отношение к обороне. Так что будем проводить у вас, готовьтесь, поставим точку и приступим наконец-то к конкретной работе». Я поблагодарил его: «Борис Николаевич, спасибо за поддержку».