Иван Майский - Кто помогал Гитлеру. Из воспоминаний советского посла

Учитывая как английскую, так и французскую позиции, правительство СССР 17 апреля 1939 г., то есть через три дня после того как британское правительство сделало нам предложение о предоставлении односторонней гарантии Польше и Румынии, выдвинуло свое предложение. Суть его сводилась к трем основным пунктам:

— Заключение тройственного пакта взаимопомощи между СССР, Англией и Францией.

— Заключение военцои конвенции в подкрепление этого пакта.

— Предоставление гарантий независимости всем пограничным с СССР государствам, от Балтийского моря до Черного.

Передавая наше контрпредложение Галифаксу, я сказал:

— Если Англия и Франция действительно хотят всерьез бороться против агрессоров и предотвратить вторую мировую войну, они должны будут принять советские предложения. А если они их не примут…

Тут я сделал красноречивый жест, смысл которого нетрудно было понять.

Галифакс стал заверять меня в полной серьезности стремлений англичан и французов, но мысленно я сказал себе: «Факты покажут».

Одновременно с присылкой наших контрпредложений М.М. Литвинов вызвал меня в Москву для участия в правительственном обсуждении по вопросу о тройственном пакте взаимопомощи и перспективах его заключения. 19 апреля я покинул Лондон и 28 апреля вернулся в Лондон. Мне противно было видеть нацистскую Германию с ее свастикой и «гусиным шагом» солдат, и я решил ехать в Москву кружным путем. Самолет доставил меня из Лондона в Стокгольм, а оттуда в Хельсинки, здесь я сел в поезд и через Ленинград прибыл в Москву. По дороге я остановился переночевать в Стокгольме и имел здесь большую и интересную беседу на текущие политические темы с моим старым другом (еще с времен эмиграции) А. М. Коллонтай — тогдашним послом СССР в Швеции.

— Неужели Чемберлен не понимает, что его политика ведет Англию прямо к катастрофе? — недоумевала Александра Михайловна.

Я подробно рассказал ей об обстановке, создавшейся в Лондоне, и в заключение резюмировал:

— Классовая ненависть способна так ослеплять людей, что они перестают видеть самые обыкновенные вещи. Я наблюдаю это сейчас на примере Чемберлена и всей «кливденской клики». Конечно, история их жестоко покарает, но, к сожалению, это будет, вероятно, уже тогда, когда пушки начнут стрелять.

В Москве я был на правительственном совещании, где весьма тщательно рассматривался вопрос о тройственном пакте. Я должен был давать самые подробные сведения и объяснения о настроениях в Англии, о соотношении сил между сторонниками и противниками пакта, о позиции правительства в целом и отдельных его членов в отношении пакта, о перспективах ближайшего политического развития на Британских островах и о многих других вещах, так или иначе связанных с вероятной судьбой советских контрпредложений. Информируя правительство, я старался быть предельно честным и объективным. Я всегда считал, что посол должен откровенно говорить своему правительству правду и не создавать у правительства никаких иллюзий — ни оптимистических, ни пессимистических. Основываясь на сообщениях посла, правительство может предпринять те или иные практические действия, и если информация посла искусственно окрашена в слишком розовый или слишком черный цвет, правительство может попасть в трудное или неловкое положение. Строго соблюдая свой принцип, я иногда даже имел на этой почве неприятности, но все-таки продолжал делать то, что считал правильным. На том памятном совещании в Кремле, повторяю, я рассказывал правду, только правду, и в итоге картина получалась малоутешительная Тем не менее правительство все-таки решило переговоры продолжать и приложить все возможные усилия для того, чтобы убедить англичан и французов изменить свою позицию. Ибо как на этом совещании, так и в частных разговорах со знакомыми мне членами правительства я все время чувствовал одну всепроникающую ноту «Надо во что бы то ни стало избежать новой мировой войны! Надо возможно скорее договориться с Англией и Францией!».

Обратно я возвращался тем же путем, но из Стокгольма я полетел не прямо в Лондон, а по пути заехал, или вернее залетел, в Париж, чтобы лучше ознакомиться с настроениями французского правительства в отношении пакта. Наш посол во Франции Я. 3. Суриц, человек большой культуры и широкого политического горизонта, охотно посвятил меня во все детали парижской ситуации.

— Даладье при всех своих недостатках (а их у него очень много), — заключил Суриц, — все-таки легче, чем Чемберлен, пошел бы навстречу нашим контрпредложениям… К тому же Франция уже имеет пакт взаимопомощи с СССР… По крайней мере на бумаге… Вот сейчас, например, французское правительство настаивает перед британским, чтобы оно приняло за основу наши предложения о тройственном пакте взаимопомощи, сделанные 17 апреля… Леже (генеральный секретарь французского министерства иностранных дел) даже составил контрпроект тройственного пакта для предъявления Советскому правительству… Он более узок, чем наш, но построен на той же базе… Однако Лондон не хочет его принять и продолжает поддерживать свое предложение об односторонней гарантии СССР Польше и Румынии, которое он сделал 14 апреля… Не знаю, чем закончится англо-французский спор, однако настроен я пессимистически.

Суриц безнадежно махнул рукой и затем продолжал:

— Вся беда в том, что Франция в наши дни не имеет самостоятельной внешней политики, все зависит от Лондона. Франция наших дней — это великая держава второго ранга, считающаяся великой державой больше по традиции… И — странно! — французы с этим как-то примирились… Плетутся за Англией… В англо-французском блоке они рассматривают себя как державу № 2 и не возмущаются..

— Ну, а как ведут себя здесь американцы? — спросил я.

— Американцы? — ответил Суриц. — Об этом ясно говорит имя их здешнего посла: Уильям Буллит.

У меня невольно пронеслось в голове: Буллит — уполномоченный президента Вильсона, который в марте 1919 года приезжал в Москву с предложением мира; активный участник советско-американских переговоров 1933 года в Вашингтоне о взаимном дипломатическом признании; потом первый американский посол в Москве, прославившийся здесь устройством экстравагантных дипломатических приемов [34]и (что гораздо важнее) пытавшийся под личиной внешней дружественности командовать Советским правительством; превратившийся из «друга» в недруга после получения отпора от Советского правительства… И вот теперь этот самый Буллит представляет США во Франции!

А Суриц между тем продолжал:

— Буллит очень интересуется ходом переговоров, дает советы, иногда поучает, ссылается на свое знание СССР и его правительства. Конечно, его мнение значит очень много для Даладье и Бонне… Ведь Буллит энергично поддерживал их в дни Мюнхена, он даже встретил Даладье с букетом цветов, когда тот вернулся домой после мюнхенского предательства.