Иван Майский - Кто помогал Гитлеру. Из воспоминаний советского посла

Галифакс вдруг вздумал запугивать меня: такой пакт может привести Гитлера в бешенство, он станет кричать об «окружении» Германии, объединит вокруг себя на этом лозунге весь немецкий народ и развяжет войну.

Тем самым мы сами спровоцируем как раз то, что своими действиями хотели предупредить.

Я возразил, что Галифакс, очевидно, плохо представляет себе психологию таких людей, как Гитлер. По-своему он совсем не дурак. Он никогда не бросится в войну, если будет считать, что может проиграть ее. Даже наши нынешние переговоры заставляют его проявлять известную осторожность: ведь до сих пор он не напал на Польшу. А если будет заключен тройственный пакт взаимопомощи, то Гитлер вынужден будет отступить. Люди, подобные ему, признают только один аргумент — силу. Советское правительство это хорошо знает по своему опыту с Японией. А тройственный пакт взаимопомощи создаст такую концентрацию мощи на стороне сил мира, что агрессорам ничего не останется, как только поджать хвост.

Под конец Галифакс спросил, готово ли Советское правительство предусмотреть в договоре о тройственном пакте взаимопомощи гарантии безопасности не только для малых восточноевропейских государств, но также и для малых западноевропейских государств (Галифакс дал понять, что он имеет тут в виду Бельгию, Голландию, Швейцарию).

Я ответил, что сейчас не могу ничего сказать по этому поводу от имени Советского правительства, ибо такой вопрос до сих пор не ставился и не обсуждался, но полагаю, что он может быть рассмотрен, и мне кажется, что будет не очень трудно прийти по нему к соглашению.

Наша беседа продолжалась часа полтора, и, когда я уходил, мне показалось, что она произвела на английского министра иностранных дел значительное впечатление. Во всяком случае я дал ему совершенно ясно понять, что для достижения соглашения Советское правительство может пойти на уступки по второстепенным вопросам, но не примет никакого компромисса по основным трем пунктам, о которых речь была выше (тройственный пакт взаимопомощи, военная конвенция, гарантии безопасности для всех малых стран от Балтийского моря до Черного).

Сейчас из документов, опубликованных британским министерством иностранных дел, я вижу, что мое тогдашнее ощущение было правильно. Запись разговора со мной 22 мая Галифакс заканчивает следующими словами:

«Боюсь, что я не сумел в ходе нашей длинной беседы хоть сколько-нибудь поколебать Майского по главному пункту — его настойчивому требованию тройственного пакта взаимопомощи… Я думаю, что мы сейчас стоим перед весьма неприятным выбором провал переговоров или соглашение на базе пункта 4 моей телеграммы № 165 в Варшаву (т. е. тройственного пакта взаимопомощи.—И.М.)» [37]

В тот же день, 22 мая, я имел разговор на ту же основную тему с Бонне. Французский министр иностранных дел был настроен гораздо лучше Галифакса, и мы с ним быстро договорились. Он даже слегка посетовал на англичан за их медлительность и упрямство.

Теперь британское правительство было твердо поставлено перед выбором: или — или. Чемберлен понял, что на данной стадии развития его новый маневр (а он думал только о маневре) должен обязательно включать тройственный пакт взаимопомощи. Однако, как показало дальнейшее, верность премьера прежней генеральной линии осталась неизменной.

Два дня спустя, 24 мая, премьер сделал в парламенте краткое заявление, в котором весьма оптимистично оценил ближайшие перспективы.

«Я имею все основания надеяться, — сказал Чемберлен, — что в результате предложений, которые правительство его величества в состоянии теперь сделать по главным вопросам, возникшим в переговорах, можно рассчитывать на 1д2остижение полного соглашения в ближайшем будущем» [38].

Этот лицемерный оптимизм был в тот момент нужен Чемберлену для успокоения британского «общественного мнения».

25 мая английский посол в Москве Сиидс вручил Советскому правительству те новые предложения британского правительства, о которых Чемберлен упоминал в своем парламентском выступлении.

Итак, казалось, главная трудность в переговорах была преодолена. Правительства Англии и Франции, наконец, признали необходимость заключения тройственного пакта взаимопомощи. Правда, из-за их сопротивления, маневров, колебаний было зря потеряно 10 недель драгоценного времени, но все-таки еще не было поздно остановить занесенную руку агрессора, если действовать быстро и решительно.

Советская сторона так именно и готовилась поступить. Мы рассуждали примерно следующим образом: «Тройственный пакт взаимопомощи теперь принципиально признан обеими сторонами; англичанам и французам известно, что мы настаиваем на гарантии Прибалтики; нам известно, что англичане и французы настаивают на гарантии ряда стран, в которых они особенно заинтересованы (Бельгия, Греция, Турция и т. д.); принципиально ни они, ни мы не возражаем против таких гарантий, — стало быть, договориться по этому пункту будет нетрудно; желательность одновременного вступления в силу политического пакта и подкрепляющей его военной конвенции не может вызывать каких-либо сомнений, — значит, и по этому пункту легко будет прийти к соглашению. Отсюда ясно, что открывающиеся перед сторонами перспективы благоприятны, если… конечно, обе стороны действительно хотят соглашения. Мы хотим, очень хотим его, — ну, а англичане и французы?..».

Мы надеялись, вернее, хотели надеяться, что хотя бы теперь, к началу июня, правительства Англии и Франции кое-чему научились и поняли необходимость (пусть для них не совсем приятную необходимость, но все-таки необходимость) создать вместе с СССР единый фронт против агрессии. Во всяком случае мы считали своим политическим и историческим долгом, несмотря на все разочарования прошлого, еще раз сделать попытку найти общий язык с англичанами и французами. И мы действительно ее сделали, уверенные, что при доброй воле с обеих сторон тройственный пакт взаимопомощи может быть заключен в самый короткий срок, во всяком случае в течение июня.

К сожалению, мы жестоко ошиблись. Чемберлен и Даладье (имя Даладье я тоже бору здесь и в дальнейшем не только как личности, но и как воплощение пресловутых «200 семей») продолжали крепко цепляться за свою непреклонную линию, то есть за политику стравливания Германии и СССР. Даже в этот момент, когда грозный призрак второй мировой войны уже явственно обрисовался на горизонте, они больше всего помышляли не о том, как бы поскорее заключить тройственный пакт, а о том, как бы избежать необходимости его подписания.

Сознавали ли англичане и французы близость нового «прыжка» со стороны Гитлера? Да, сознавали, и я могу привести тому разительное доказательство. 12 июня у меня был важный разговор с Галифаксом (к нему я еще вернусь позднее), во время которого я спросил своего собеседника, как, по его мнению, пройдет наступившее лето? Британский министр иностранных дел ответил мне буквально следующее (привожу его собственную запись):