Михаил Антонов - Капитализму в России не бывать!

Среди московского купечества было очень мало фамилий, которые насчитывали бы более ста лет существования…».

Выход из купечества был уходом в дворянство: или царь возводил (как Прохоровых), или получал чин действительного статского советника за пожертвования. А можно было дослужиться — стать попечителем какого-нибудь богоугодного заведения и со временем получить чин, дающий дворянство.

Бурышкин проводит «параллель между общественной деятельностью в России прошлого времени и в Западной Европе, в частности с Францией. На Западе — это устройство собственных дел, личной своей карьеры; в России — это прежде всего служение».

В начале XX века купечество стало в Москве заметной общественной силой. Ещё лет двадцать назад «на купца смотрели не то чтобы с презрением, а так, как-то чудно. Где, дескать, тебе до нас. Такой же ты мужик, как и все, только вот синий сюртук носишь…». А теперь всё изменилось:

«Купец идёт. На купца спрос теперь. От него ждут «настоящего слова». И он везде не заставляет себя ждать. Он произносит речи, проектирует мероприятия, издаёт книги, фабрикует высшие сорта политики, устраивает митинги и проч… Он и круг, и центр московской жизни.

В Москве вы ни шагу не сделаете без купца. Он и миткалём торгкет, и о категорическом императиве хлопочет, и лучшие в мире клиники устраивает… У него лучшие дома и выезды, лучшие картины, любовницы и библиотеки… Купеческие жёны получали свои туалеты из Парижа, ездили на зимнюю весну на Французскую Ривьеру и, в то же самое время, по каким-то причинам заискивали у высшего дворянства».

Но в масштабе государства купечество не представляло собой организованной политической силы:

«По правде говоря, в дореволюционной России вообще не было того торгово-промышленного представительства, какое знают и Западная Европа, и Америка. Это не значит, что голос промышленности, а иногда и торговли, не был вовсе слышен и что правительство к нему не прислушивалось, но в первую голову имело значение, кто говорит, какое лицо, а не какое учреждение…. Подлинно всероссийского объединения долго не было, объективная потребность в нём существовала, и Москве приходилось говорить за всю Россию… Февральский переворот, вопреки утверждениям советских историков, в своём существе вовсе не был «буржуазной революцией»… и после февраля вовсе не было купеческого «реванша». Положение оставалось, в своих основных чертах, тем же самым, только господствующим классом стала социалистически-меньшевистская и эс-эровская интеллигенция».

Ну, и как же жила эта московская буржуазия? Вот один из самых ярких её представителей — Николай Павлович Рябушинский.

Это к его услугам были «самые дорогие рестораны, самые красивые женщины, самые старые вина, самые модные сигары», и это о нём ходили «самые страшные слухи: будто состоит он в тайном обществе самоубийц (и он действительно стрелялся, но остался жив), учреждённом сынками капиталистов, и устраивает оргии на могилах тех, кто по жребию распрощались с жизнью.

В поисках приключений он колесит по Европе, из Америки привозит красавицу-певичку, отстреливается от аборигенов в Австралии, с необычной помпой устраивает путешествие в Индию, отправившись туда на манер некоего наследного принца — со свитой и даже с церемониймейстером — за большие деньги сманённым на эту должность метрдотелем «Яра».

И этот кутила и ловелас неожиданно оказался художником и поэтом, меценатом, потратившим большие деньги на поддержку деятелей искусства. После революции он эмигрировал, сохранив приличные деньги, и открыл в Париже один из лучших антикварных магазинов.

Вот на что тратили деньги самые видные московские купцы:

«Московский городской голова Михаил Леонтьевич Королёв, Алексей Иванович Хлудов, Павел и Дмитрий Петровичи Сорокоумовские… ходили обыкновенно пить шампанское в винный погребок Богатырёва… Королёв ставил на стол свою шляпу-цилиндр, затем начинали пить и пили до тех пор, пока шляпа не заполнялась пробками от шампанского…».

В предреволюционной России капиталисты были, а капитализма не было. (Как в позднее Средневековье в Западной Европе — феодалы были, а феодализма уже не было, его ликвидировало сильное централизованное государство.)

85 процентов населения России составляли крестьяне, жившие натуральным хозяйством. Даже если они включались в рыночные отношения, их хозяйство, как показал А.В.Чаянов, лишь внешне напоминало товарное. Традиционно сильным был государственный сектор. И Александру II приходилось насаждать капитализм силой, как Пётр I или Екатерина II насаждали картошку.

Сам государственный строй не позволял развиться в России капитализму. Не случайно Столыпин в своём выступлении 9 ноября 1910 года в Государственной думе назвал царский строй «развращающим началом казённого социализма», а в частных беседах с родственниками обзывал Николая II «первым казённым социалистом Российской империи».

Капиталист — тот, кто «зашибает» деньгу, а буржуа — тот, кто её тратит с полнотой ощущения в рамках закона и финансовых возможностей.

Капиталист без лоска в буржуазном обществе — чужак. В книге Бурышкина приводится много примеров того, как стремились приобрести лоск московские промышленники.

Конечно, и среди купцов попадали самородки вроде Саввы Тимофеевича Морозова, убеждённого в том, что «богато наделённой русской земле и щедро одарённому русскому народу не пристало быть данниками чужой казны и чужого народа… Россия, благодаря своим естественным богатствам, благодаря исключительной сметливости своего населения, благодаря редкой выносливости своего рабочего, может и должна быть одной из первых по промышленности стран Европы».

Морозов умел выжимать пот из рабочих, но в то же время заботился об их быте и просвещении, содержал на свои средства Московский художественный театр (правда, столь же щедро снабжал деньгами и большевиков). А для своих работников в Орехово-Зуеве построил благоустроенные казармы, больницу и народный дом с хорошей библиотекой, устраивал симфонические концерты, привозил артистов лучших московских театров, и они играли лучшие свои спектакли. Фабричный театр и симфонический оркестр не уступали прославленным коллективам профессионалов. Талантливых работников отправлял стипендиатами в технические вузы и даже за границу.

Морозов отказался, воспользовавшись благоприятной конъюнктурой рынка, с большой прибылью перепродать купленный им хлопок, чтобы не оставлять своих рабочих без работы.

Но и он тратил много денег безрассудно, буржуа в нём часто брал верх над капиталистом. Он был завсегдатаем ресторана «Яр», где купцы оставляли целые состояния, развлекаясь битьём зеркал и намазыванием горчицы на физиономии официантам. Морозов, однажды обнаружив, что ресторан закрыт, пытался разрушить стену и въехать в зал на тройке.