Олег Попцов - Хроника времён «царя Бориса»

Потом страх прошел. Нет, не так, Хрущев вычеркнул его из политической лексики, демонтировал материально, но, как все, плодоносящее десятилетиями, страх не сразу умер, он просто перестал быть опорой сознательности. Еще какое-то время оставалась сознательность полуфанатизма, сознательность догмы. Поколение шестидесятых отчасти было заражено этой болезнью. Оно оставалось и остается очень противоречивым. Оставшись наедине, в своем кругу, поругивая следующее поколение, они говорят: «Мы не так заражены эгоизмом, в нас ещё сохранились остатки бескорыстия». И это правда. Но со временем проходит все, и даже остаточный догматизм в душах тех, кто продолжал жить идеологическим постулатом якобы народного государства, якобы равноправия, якобы свободы, якобы демократии, якобы вне кризисов, за столом никто у нас не лишний… Якобы, якобы, якобы…

Это, на мой взгляд, и есть состояние сознания общества, окружающая среда экономических реформ.

Вот почему главенствующим признаком нынешнего правительства, которое я назвал бы правительством надежды, обязан быть его интеллектуализм. И не только в смысле читал или не читал министр журналы «Новый мир», «Знамя», «Наш современник», согласен он со Шмелевым или Селюниным, и вообще кто такой Василий Гроссман, и почему Солженицын хуже, когда его нет, и лучше, когда он есть. Без этого тоже не проживешь. А в смысле постоянной неудовлетворенности своей образованностью и жгучим желанием постоянно её пополнять не только на посту министра, но и до того. В 1917 году, формируя ядро хозяйственных руководителей на местах, мы этим пренебрегли. Отчасти упиваясь военными успехами — можем же без военного образования громить интервентов. Что из этого получилось, мы уже знаем.

И ещё один мотив размышлений. Очень часто в политическом обиходе, в период предвыборной кампании, и затем в парламентских дебатах, и за их пределами, звучит ставшая уже расхожей фраза «взять власть». Не покидает ощущение непонимания говорящими смысла этого обязывающего действия. Для чего взять власть? Как ей распорядиться? Обещать сделать и потерпеть поражение? Чтобы было по-другому, не как сейчас? Но по-другому — не обязательно значит лучше. Нетерпение, желание немедленных результатов у измученного ожиданиями общества не улетучится, его надо будет удовлетворить.

Практически среди депутатов никто, кроме Абалкина, не сказал главной фразы: «Живем так, как работаем». Работают ведь не кто-нибудь плохо, а избиратели. Прибалтийские республики сказали об этом во всеуслышание. Сказали несколько иначе, но сказали: «Если нам положено страдать, то мы хотели бы страдать только от своей скверной работы, не прибавляя к ней скверную работу всех остальных. Но если на этом общем фоне скверного мы работаем чуть лучше, то не дайте нам утратить этого качества. Дайте нам прибавить этого «лучше». Может быть, наш опыт заразит других». Прямо по Ролану Быкову: «Не даете денег — дайте самостоятельность».

В Макеевке уже после забастовки стачечный комитет выбивается из сил, чтобы добиться соблюдения элементарной трудовой дисциплины. Масса шахтеров не выходит на работу. Смены покидают забой до конца рабочего дня. По сообщению на 29 июля суммарный простой от таких невыходов равен был простою двух шахт только в Макеевке. Иллюзия взятой народом власти имела место и в Китае, в период культурной революции. Это все уроки, которые не должны проходить бесследно.

Наверное, в конце концов из руководства должны уйти те, кто несостоятелен, несведущ, неспособен. Думать о том, что люди объединяются вокруг высокой идеи, по-моему, заблуждение. Люди объединяются вокруг личностей, способных нести высокую идею. Не относящих плодоношение этих идей на недостижимое завтра. А способных изменить тяжкое сегодня. Такой иск к власти у общества, миновавшего черту духовной, социальной, политической близорукости. Это не красивые слова — нам нужна талантливая власть, власть деятельная. Не обманем себя криками: оттирают рабочий класс, не замечают крестьянство!

Забастовочный рецидив — это удар не столько по экономике, это удар по сознанию. Те, кто мешал переменам, полагали, что раз перестройка идет сверху, то и главная угроза их безбедному существованию идет оттуда. Вот выдохнутся верхние эшелоны — и все станет на свои места. Снимает-де не народ, а ЦК. И вдруг все перевернулось, разверзлась земля под ногами. Куда пойдет этот процесс — вот главный вопрос.

Не идеи перестройки вывели людей на площадь, а неверие, что эти идеи реальны. Проблема взять в какой-то части решена, но на взятое нечего купить. Тогда зачем брать? Если очередной стадией перемен должен стать распределительный принцип военного коммунизма, то зачем все это? Бунт всегда плод отчаяния. И думать о том, что слова «никому не верим, кроме Горбачева и Рыжкова» есть свидетельство авторитета двух руководителей страны, — наивно. Да нет же, нет! Мы не научены думать иначе — царь все решает, царь. Это и есть кризис власти — в чистом, незамутненном виде.

Вопрос «Как мы формируем власть?» есть вопрос ключевой. По какому пути пойдет страна — по пути взрыва или по пути веры в плодоношение демократии, которую нетрудно уничтожить собственными руками? Да не оставят нас здравость и рассудок. Всех вместе: рабочих, крестьян, интеллигентов. Во имя Отечества. Подумаем об этом.

Март 1991 года Еще никогда из сферы полезного труда не было такого изъятия трудового ресурса. Мы сходим с ума. Съезды, проходящие в три этапа, городские сессии, форумы народных депутатов, не уступающие по продолжительности кругосветному путешествию. И очереди — нескончаемая траурная лента, обрамляющая мир существующих, но не живущих. Стиль общения иной, в диапазоне вибрирующего звука, похожего на всеобъятное проклятие. И не надо искушать себя вопросом: у самого края стоим или уже миновали его? Еще летим в пропасть или кричим с глухого дна: «Помогите!» Оскорбительна роль поверженных, но это наша роль. Немыслимо! Парламент, на глазах которого страна идет вразнос, не в состоянии выполнить свою конституционную обязанность — отправить беспомощное правительство в отставку.

Нынче мы играем в президентские структуры. Правительство, или, согласно президентской лексике, кабинет, инспекции, наместники, телевидение, КГБ, МВД, консультативные и совещательные, координирующие и прогнозирующие, короче — все мы при президенте. Республики, государство, народы. Такая нынче у нас жизнь. Для всякой власти реформа управления есть поиск путей сохранения власти. Президентские поиски счастливой формулы — из этой же природы. Задача упрощена до предела. Спасем власть — значит спасем страну. Рецидив почти монархического мышления. В нашей ситуации истина внизу: спасем страну — восторжествует достойная этой страны власть.