Мариан Подковиньский - В окружении Гитлера

На расправу с Польшей Гитлер бросил не одни лишь свои «железные» дивизии и авиасоединения, которые, как, скажем, легион «Кондор», показали, на что способны убийцы за штурвалами самолетов с черными крестами. В своей борьбе против Польши Гитлер использовал также психологическое оружие. В канун агрессии — это, к примеру, гливицкая провокация и деятельность пресловутой пятой колонны в Польше, а затем — так называемые пропагандистские роты, составлявшие «PK-Berichte», [35] PK-Berlchte — сводки пропагандистской роты (прим. перев.). с помощью которых велась массовая обработка армии. В такие роты собрали лучших репортеров, фотографов, художников, полиграфистов — случай беспрецедентный в истории подобного рода журналистских «операций». А Геббельс позаботился о том, чтобы их материалы попадали не только в немецкие газеты, но и распространялись по всему миру.

В те сентябрьские дни 1939 года немецкая печать и рупоры министерства пропаганды разносили по Германии и по всему свету сообщения с восточного фронта, до небес превозносившие героизм и боевую выучку гитлеровского солдата, который не оставлял полякам никакой иной возможности, кроме капитуляции. Геббельс и на сей раз, как он делал это в связи с гливицкой провокацией, распространял ловко препарированные информации о «прогулке по Польше» и «18-дневной кампании». Единственным противником вермахта были якобы «скверные дороги и жара». Если бы не это, кампания в Польше заняла бы 10 дней. Мир, который не имел доступа к источникам информации и оказался вынужденным довольствоваться германской ложью, был поражен слабым, как представляют, сопротивлением Польши и мощью немецкого оружия. Подобного рода выдумки целенаправленно и широко распускались, для того чтобы отвлечь внимание от недостаточной защищенности западных границ рейха (впервые признал это в Нюрнберге генерал Браухич, давая показания, кстати, польскому прокурору), а также в надежде локализовать «польский конфликт» и заключить мир с западными державами. В Берлине верили, что «блицкриг» остудит слишком разгоряченные головы противников политики умиротворения по отношению к рейху, которую проводили в Мюнхене Чемберлен и Боннэ («Мы не хотим умирать за Гданьск!»).

Поэтому-то Гитлер и Геббельс так добивались взятия Варшавы любой ценой уже в первые дни войны, а танковые удары Гудериана и Манштейна, часто оплачивавшиеся огромными потерями, ставили в пример другим гитлеровским генералам. Затяжка военной кампании в Польше, которая, как известно, на некоторых участках продолжалась до середины октября 1939 года, перечеркивала расчеты Гитлера быстро заключить мир с Великобританией и Францией.

Упорное сопротивление и серьезные военные успехи разрозненной и плохо вооруженной польской армии, сопротивление и успехи, опрокинувшие первоначальные планы вермахта, породили героизм, который, как выяснилось после войны, был замечен также и врагом. Когда уже не стало ни Геббельса, ни гестапо, некоторые германские военачальники отважились сказать правду о «польской кампании».

В своих «Воспоминаниях солдата» генерал Гейнц Гудериан рассказывает о «так щедро оплаченных немецкой кровью» боях на реке Брде и в Тухольском лесу. Гудернан, не колеблясь, подтверждает, что во многих случаях немцы трусили и несли большие потери. Много нервов, по его словам, истрепал он тогда себе, чтобы «прекратить панику первых дней войны». Когда 2-я (моторизованная) дивизия доложила ночью Гудериану, что ей приходится отступать под ударами польской кавалерии, тот сначала лишился дара речи. «Я спросил командира дивизии, — пишет Гудериан, — слышал ли он когда-нибудь о том, чтобы померанские гренадеры удирали от неприятельской конницы. Тот сказал, что нет, и обещал удержать позиции. Я, однако, решил поехать на рассвете в эту дивизию. В пять утра я застал штаб дивизии все еще не знающим, что делать…»

Таких ситуаций, как следует из воспоминаний Гудериана, было немало. Поляки, к примеру, окружили дивизию генерала Бадера. Лишь бросив в бой новые подразделения, Гудериану с огромным трудом удалось спасти жизнь командиру дивизии. Гудериан сообщает также о существенных потерях немцев, особенно среди офицеров. Тогда погиб не только его адъютант, но и сыновья многих генералов, а также статс-секретаря в министерстве иностранных дел барона фон Вейцзекера. Гудериан разъясняет эту загадку. Офицеры личным примером стремились поднять в бой явно робевшие подразделения, которые «панически боялись поляков». Поляки, продолжает Гудериан, защищали мосты и блиндажи так яростно, что нередко и офицеры оказывались бессильны. Опыт «польской кампании» побудил Гудериана обратиться к Гитлеру с требованием поставить на танки лучшую броню и увеличить их основную мощь (более длинные стволы орудий и артиллерийские снаряды более тяжелого калибра).

Подобный же опыт накопил на польском фронте фельдмаршал Эрих фон Манштейн. В своей известной книге «Потерянные победы» этот человек, ходивший некогда в любимчиках Гитлера, пишет о боях под Кутно: «Такого мужества, которое проявили поляки, я не видел… Мы понесли серьезные потери… То было самое крупное сражение этой войны» (в Польше. — Ред.). Манштейн признает, что не раз польский штаб удивлял точностью операций и отыскивал выход из сложных ситуаций в случаях, когда поражение казалось неизбежным. Манштейн честно признает: когда такая огромная сила навалилась на Польшу, ничего больше сделать для ее защиты и нельзя было. Присутствуя при подписании капитуляции Варшавы, рассказывает Манштейн, он слышал, как один польский генерал произнес: «Колесо вертится…» И фон Манштейн в своих воспоминаниях комментирует: «Он был прав».

И еще один свидетель польского героизма. Генерал Адольф Хойзингер, бывший начальник оперативного отдела в главном командовании сухопутных армий, описывает в своей книге малоизвестную беседу Гитлера с командиром 30-й пехотной дивизии генералом фон Бризеном во время боев на реке Бзура (сражение это вошло в историю как битва под Кутно). Дивизия, которую поляки обошли с флангов, понесла тяжелые потери, 15 сентября Гитлер прибыл в штаб командующего армией и, недовольный тем, как развивались события на поле боя, потребовал к себе генерала фон Бризена. Тот явился с перевязанной рукой, уставший и удрученный всем пережитым на фронте.

Вот его доклад:

«Мой фюрер! Три дня назад, когда мы двигались на Восток, моя дивизия была внезапно атакована с флангов превосходящими силами противника… Каждое подразделение могло обороняться только там, где оно оказалось в момент атаки. Бой был по большей части очень тяжелым. Поляки атаковали волна за волной, не считаясь с собственными потерями. Некоторые подразделения моей дивизии оказались вынужденными отступить, однако в целом нам удалось ликвидировать прорыв. Все сражались хорошо, но потери тяжелые».