Валентин Пруссаков - Так говорил Саддам

Сражения вдоль восточных границ страны затихли, хотя вооруженные армии еще два года стояли друг против друга. Тут бы и начать Удэю радовать родителей на мирной ниве. Но он подложил отцу большую свинью. Осенью 1988 года во дворце Саддама Удэй убил охранника Саддама. Преступление получило огласку. Газеты поместили письмо Саддама генеральному прокурору Ирака, в котором президент требовал расследовать происшедшее и примерно наказать сына, как любого рядового гражданина страны.

Из неполного перечня должностей Удэя, приведенного в начале, понятно, что на политической его карьере тот досадный эпизод не отразился. И год за годом, месяц за месяцем первенец Саддама становился все влиятельнее. Однако после отстранения дяди Ватбана с министерского поста в семейном клане стало твориться что-то непонятное. Поползли слухи, что племяш стрелял в дядю и смертельно ранил его, но это было опровергнуто свыше: Ватбан стал-де жертвой случайной пули во время праздничной пальбы, каковая является обычным делом в Ираке. И сразу же после этого мир облетела сенсация: 8 августа две старших дочери Саддама Рагда и Рана вместе со своими мужьями (они же — их двоюродные братья) бежали в Иорданию. Старший из зятей — Хусейн Камель Хасан — возглавлял военную промышленность Ирака, а его брат Саддам (сыгравший роль Самого в фильме «Долгие дни») был одним из главных чинов в личной охране президента.

Западные аналитики предполагали: бегство организовал сам Саддам Хусейн, дабы таким образом, не потеряв лицо, свалить на Камеля вину за то, что пришлось выдать Контрольной комиссии ООН документацию о военных программах Ирака. Но для знающих обстановку в правящем семействе наиболее достоверным показалось, как ни странно, официальное объяснение происшедшего «семейной ссорой». Родичи бежали, скорее всего, от опасно усилившегося Удэя. Такое предположение было косвенно подтверждено самим Саддамом, заявившим, что в бегстве родственников повинен его старший сын. И вскоре после этого беглецы повинились и запросились обратно. Развязку мы знаем. Вопрос в том, не было ли заявление президента и отстранение Удэя со всех постов своего рода наживкой.

В декабре прошлого года на Удэя было совершено покушение — он получил десять пуль, одна из которых застряла в позвоночнике и не подлежит извлечению. Аналитики полагают, что теперь реальным претендентом на власть становится второй сын Саддама Кусай, скромный и обаятельный начальник службы безопасности.

Вопрос о мотивах тех или иных поступков Саддама не так прост, как иногда представляют. Сведение счетов с зятьями и их родственниками (по сообщениям западной печати, этим руководил все тот же Удэй) вряд ли объяснишь жестокостью президента Ирака. Сама модель этой расправы продиктована, быть может, безотчетными религиозно-этическими ассоциациями, возникающими при решении трудных жизненных ситуаций перед человеком, воспитанным в лоне ислама. К тому же, по слухам, Саддам углубленно занимается изучением Корана и пишет свое толкование Священного Писания. Естественно, что при столкновении с проблемами, имеющими прецедент в прошлом, он будет стремиться поступить в духе Пророка. История с беглыми зятьями и их наказанием напоминает ту коллизию, с которой столкнулся Мухаммед после завоевания Мекки.

Один из прежних сподвижников, некогда записывавший откровения Пророка, затем усомнился в нем и отпал от ислама. Перед вступлением в Мекку он был объявлен вне закона. Мухаммеду не хотелось выполнять просьбу о его помиловании, исходившую от одного из близких и влиятельных людей, но и отказывать было невозможно из соображений престижа. Поэтому Мухаммед долго молчал, как бы размышляя, — он ожидал, что найдется кто-нибудь догадливый и во исполнение прежнего приказа убьет ждавшего своей участи отступника. Ситуация с обещанным прощением зятьев, а затем с признанием правоты тех, кто свершил казнь предателей, вполне понятна только в определенном контексте. Говорю об этом для того, чтобы предостеречь от поползновений к моральному суду со стороны людей иной культуры и воспитания. Пусть гуманисты, регулярно поглощающие сочные бифштексы, увидят себя глазами индуиста, поклоняющегося священной корове…

Пожалуй, нам, русским, хорошо помнящим, что правившую 300 лет династию завалил близкий к августейшей семье Распутин, знающим, что и «демократические» самодержцы подвластны недугу фаворитизма, легче понять некоторые хитросплетения иракской политики, чем западным политологам, — в их странах эпоха мадам Помпадур и безумных принцев давно прошла.

Дорога идет по предгорьям. Выше — ныне не подвластная Саддаму земля, где остался один из любимых его дворцов, окруженный снеговыми вершинами. За горой Маглуб начинается Курдистан. Больше ста лет на заоблачных высях идет война. И сегодня здесь льется кровь, хотя до самого последнего времени власти Багдада не контролировали положение в Курдистане. Убивают друг друга племена барзани и талабани. Вторгаются турецкие коммандос и поливают с вертолетов свинцом и ракетами селения братьев по вере с тем же ожесточением, что и дома язычников-йезидов. А великая заокеанская демократия, под чьим крылом в мае 1992 года были проведены выборы в курдский квазипарламент, вроде бы и не замечает ничего предосудительного…

Стоим во дворе курдского йезидского храма — это открытый в небо квадрат. По периметру этого квадрата раскачиваются фонарики, курд рассказывает, что во время собраний общины тут читают Писание, которое называется Черная книга. На стене какая-то надпись на арабском языке и сбоку знаки солнца и луны. В небольших закопченных нишах жгут масляные фонари. Над храмом поднимается шпиль, на котором два шара, соединенных между собой, — там треплются какие-то тряпочки. Посреди пола храма, под открытым небом, — углубления, в которых росли деревья, в одном еще стоит небольшой стволик с обрубками сучьев, обмотанных разноцветными нитками, а во втором пусто — видимо, дерево засохло. Тут же рядом с храмом курдские погребения, смахивают на мусульманские могилы; надгробия — это огромные, вертикально стоящие с двух сторон камни, заостренные вверху в виде листка дерева, и между ними длинные плиты.

На курдском языке имя бога — Худай. Курдский жрец говорит нам, что здесь находится место, где был создан Авраамом первый дом Бога, за 1800 лет до Христа. Того ангела, который построил этот храм, звали Мелик Салем. Причудливо переплелись мифы иудаизма, зороастризма и ислама. И этот причудливый сплав определяет духовный мир людей, живущих среди реалий конца XX века. Так почему бы не попытаться определить характер их вождя через его пристрастия? Он любит воинственную и страстную доисламскую поэзию, он обожает оружие…