Джозеф Стиглиц - Ревущие девяностые. Семена развала

Администрация Клинтона с готовностью взяла на себя задачу реорганизации мировой торговой системы — для того, чтобы сделать ее более удобной для Америки. Однако тут на нас обрушились проблемы мировой финансовой системы, сначала в виде Мексиканского кризиса 1994-1995 гг., затем Восточно-азиатского, Российского и Латиноамериканского кризисов.

В начале 1990-х годов Мексика слыла образцом успеха рыночных «реформ». Она либерализовала торговлю, понизила торговые барьеры и ослабила другие государственные ограничения, а также провела приватизацию, распродав государственные банки и даже дорожную сеть. Но ее экономический рост опирался большей частью на привлечение иностранного капитала, и в декабре 1994 г. на финансовых рынках возникла тревога: а не слишком ли много предоставлено Мексике кредитов? Сможет ли она вернуть то, что взяла взаймы? Такие внезапные изменения настроений могут спровоцировать кризис: когда курсы облигаций резко падают, кредиторы отказывают в продлении сроков кредитов путем их возобновления, на внутренних финансовых рынках страны начинается паника и курс национальной валюты тоже устремляется вниз. Мы смело взялись за разрешение Мексиканского кризиса, сделав его примером президентского лидерства. Последовал массированный выкуп долгов по мексиканским облигациям у тех, кто в них инвестировал. Министерство финансов США и многие другие рассматривали это как несомненный успех: валютный курс стабилизировался, хотя и оставались опасения, что кризис, подобно эпидемическому заболеванию, может распространиться на другие страны Латинской Америки. Тем не менее этого не произошло, американские инвесторы вернули свои деньги (что и было одной из причин выкупа), и Америка возвратила деньги, израсходованные на выкуп с процентами.

Однако большие сомнения были относительно того, был ли выкуп долгов причиной оживления, наступившего в мексиканской экономике. Более тщательное изучение данных показывает, что оживление было скорее связано с торговлей с Соединенными Штатами, развитие которой опиралось на мощный рост их экономики и вскоре последовавшее подписание соглашения NAFTA, чем с какими-либо действиями МВФ {103} . В ходе развития кризиса курс мексиканской валюты снижался, что делало экспорт более, а импорт менее привлекательными, и, таким образом, стимулировало экономику. В той мере, в какой деньги оказывают влияние на реальную экономику, здесь сказывалось влияние не столько МВФ, сколько американских торговых кредитов, процентные ставки в Америке были низкими и экспортеры могли получать торговый кредит от американских фирм, с которыми они вели операции.

С течением времени стало еще более спорным, был ли сам по себе выкуп успехом экономической политики. Каждый кризис когда-нибудь кончается, валютный курс стабилизируется и рост возобновляется.

Вопрос состоит в том, привела ли интервенция к значительному сокращению продолжительности кризиса и уменьшению его глубины по сравнению с тем, что было бы при ее отсутствии? Лично я в этом сомневаюсь. Мексика так и не осуществила реорганизацию банковского сектора, повышающую его эффективность, хотя это считалось центральной частью программы Всемирного банка — МВФ. В результате часть ее экономики, не работавшая на экспорт (и соответственно не имевшая облегченного доступа к кредитам в США) развивалась вяло. Реальная заработная плата годами находилась в застое, и могла достигнуть докризисного уровня только через длительное время. Кроме того, как только США стали сначала замедлять темпы, а потом соскальзывать в рецессию, тем же путем последовала и Мексика.

Ввиду того, что мы лишены возможности управления экспериментом, мы не можем с уверенностью определить роль большого выкупа в переходе к оживлению. Но кажущийся успех мексиканского «эксперимента» побудил нас к попыткам действовать и далее по тому же рецепту, сначала в Таиланде, потом в Индонезии, Корее, Бразилии и Аргентине с результатами от провальных до катастрофических. В каждом из следовавших один за другим выкупов были задействованы десятки миллиардов долларов безо всякого результата: израсходованные средства не останавливали даже падение валютных курсов, а пакет мер экономической политики, состоящий из повышения процентных ставок и резкого сокращения бюджетных расходов только усугублял спад (как и предсказывала стандартная экономическая теория). Углубление рецессии означало быстрое сокращение импорта, а превышение экспорта над импортом быстро создавало долларовый резерв для расплаты по кредитам. Если это и было основной целью интервенции — а вовсе не поддержка экономического здоровья страны — то можно было бы снова рапортовать о победе.

Самая тяжкая катастрофа произошла в Индонезии, где кризис разразился в октябре 1997 г. МВФ по указанию министерства финансов США ответило своим обычным рецептом бюджетной и кредитно-денежной экономики. В декабре 1997 г. на встрече в Куала-Лумпуре я представлял Всемирный банк перед лицом собравшихся министров финансов и управляющих центральных банков. Я предостерег, что с учетом истории полиэтничности страны, при продолжительности политики свертывания, рекомендуемой МВФ, в течение ближайших шести месяцев начнутся политические и социальные беспорядки. Если даже не считаться с гибелью вследствие этого людей и социальными последствиями, это — плохая экономическая политика: ведь предполагается, что она поощрит приток капитала, а вместо этого произойдет его массированный отлив и дальнейшие экономические потери. Глава МВФ, ссылаясь на «успех» в мексиканском случае, просто подтвердил свою позицию. Индонезия должна продолжать начатый курс, пройти через болезненный период. Событие, окончательно подготовившее вспышку мятежей, произошло в мае 1998 г., когда было объявлено урезание субсидий на продовольствие и топливо для самых бедных. Очевидно, что МВФ был готов предоставлять выкупные миллиарды западным банкам, но когда дело дошло до сумм, предназначенных для помощи бедным, совершенно ничтожных по сравнению с предыдущими, оказалось, что деньги кончились. Через день после объявления об урезании субсидий мятежи действительно вспыхнули: произошла предсказанная нами катастрофа.

На самом деле теми, кто наиболее безболезненно прошел через кризис и оказался после него в лучшем положении, были страны, не последовавшие стандартным предписаниям МВФ и министерства финансов США. Китай избежал спада, осуществляя экспансионистскую кредитно-денежную и бюджетную политику прямо противоположную той, которую министерство финансов и МВФ навязали другим странам региона. Малайзия, где спад был самым коротким и наименее глубоким, не только не приняла программы МВФ, но, наоборот, ввела контроль за движением капитала, за что и подверглась суровой критике со стороны министерства финансов США и МВФ. Введя такой контроль, Малайзия смогла избежать повышения процентных ставок до ростовщических уровней, что было сделано в других странах. Более низкие процентные ставки позволили удержать число банкротств на достаточно низком уровне, и это, в свою очередь, сильно облегчило положение малазийских банков. В противоположность этому в Корее 50 процентов фирм вынуждены были испытать финансовые затруднения, а в Индонезии — 75 процентов. Таиланд — страна, наиболее покорно следовавшая рекомендациям МВФ и министерства финансов — только сейчас выходит на уровень ВВП, который он производил за пять лет до начала кризиса.