Леонид Млечин - Юрий Андропов. Последняя надежда режима.

24 марта 1953 года постановлением секретариата ЦК Андропо­ва, наконец, утвердили заведующим подотделом. Но вот какая стран­ность — в отделе партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК было четыре подотдела, и в каждом уже имелся заведующий! Должность Юрий Владимирович получил, а места для него не было. В таком под­вешенном состоянии он пребывал полтора месяца. Удивляться нечему — после смерти вождя началась большая кадровая перетряска.

В первых числах мая 1953 года вновь назначенный министром иностранных дел Вячеслав Михайлович Молотов попросил отправить в распоряжение МИД трех работников аппарата ЦК, в том числе и Андро­пова. 15 мая секретариат ЦК удовлетворил просьбу Молотова, а бук­вально на следующий день состоялось решение преобразовать подотде­лы в секторы. Так что в реальности поруководить подотделом или сектором ЦК Юрию Владимировичу не удалось.

8 июня 2004 года в Петрозаводске Юрию Владимировичу открыли трехметровый памятник из нержавеющей стали — на улице Андропова в сквере напротив управления Федеральной службы безопасности по Ка­релии. Ожидали тогдашнего директора ФСБ Николая Платоновича Патру­шева, но он прислал заместителя.

— Когда я работал над образом Андропова, — рассказывал жур­налистам скульптор Михаил Коппален, — я представлял, как он, чело­век южный, в наших вьюгах, снегах терпел все невзгоды. И когда я приступил к работе, понял, что делаю не партийного начальника, а романтика и поэта.

Против установки памятника, сообщили московские газеты, пы­талась протестовать группа молодежи с плакатами «От жертв НКВД—КГБ—ФСБ», «От благодарных венгров», «От жертв войны в Афганистане». Всех задержали и увезли.

Юрия Владимировича Андропова прочили послом в Данию. Он не­которое время стажировался в скандинавском отделе МИД — под руко­водством молодого дипломата Андрея Михайловича Александрова-Areн­това, который со временем станет его помощником по международным делам. Юрию Владимировичу было тридцать девять лет, и он мысленно распрощался с партийной работой.

Его жизнь могла пойти по иной колее. Из спокойной Дании его бы перебросили в другую страну, потом в третью, вершиной его ка­рьеры стал бы пост заместителя министра иностранных дел — при ми­нистре Громыко. Но в ЦК решили отправить опытных партийных работ­ников в социалистические страны. О Дании пришлось забыть. Андропо­ва в октябре 1953 года командировали в Будапешт, Для начала его сделали советником посольства. А на следующий год, в июле 1954-го, утвердили послом.

Три посольских года дали Андропову многое в смысле расшире­ния кругозора. Он увидел, что жизнь может быть не только такой, какой она была в Ярославле и Петрозаводске. Будапешт всегда был европейским городом. И сама по себе жизнь посла даже в те годы не­сла в себе некоторую толику удовольствий.

В других восточноевропейских странах послами тоже были пар­тийные работники. В Румынию послом поехал Алексей Алексеевич Епи­шев, бывший секретарь ЦК компартии Украины и заместитель министра госбезопасности по кадрам. В Польшу — бывший хозяин Москвы Георгий Михайлович Попов.

Известный самодур, Попов вел себя в Польше, как комиссар среди анархистов, по каждому поводу отчитывал главу партии и пра­вительства Болеслава Берута — даже за то, что польские крестьяне не так пашут и не так сеют. В конце концов посол сказал Беруту, что не взял бы его к себе даже секретарем райкома в Московской об­ласти. Возмущенный Берут не выдержал и, позвонив Хрущеву, заявил, что если он не способен быть даже секретарем райкома, то в таком случае должен поставить вопрос о своем освобождении. Это были вре­мена, когда руководители соцстран снимались и назначались с санк­ции Москвы. Хрущев поспешил успокоить Берута. Попова отозвали; его долго перебрасывали с должности на должность и наконец отправили директором завода авиационных приборов во Владимир.

Посол Андропов в силу своего характера и темперамента вел себя куда разумнее. Но и он в Венгрии был своего рода наместником. Андропова назначили послом в тот момент, когда экономическая ситуа­ция в Венгрии стала ухудшаться в результате ускоренной инду­стриализации, а крестьяне были возмущены коллективизацией и созда­нием госхозов. В 1951 году вновь ввели продовольственные карточки, в середине пятидесятых аграрная Венгрия впервые в своей истории вынуждена была импортировать зерно (см.: Стыкалин А.С. Прерванная революция).

Венгры были недовольны тем, что после XX съезда у них не произошло такого же очищения от сталинского наследства, как в Со­ветском Союзе. Интеллигенция требовала смены руководства, в первую очередь — хозяина страны

Матьяша Ракоши, и реабилитации всех репрессированных. Команди­рованные Сталиным сотрудники Министерства госбезопасности в свое время помогли венгерским коллегам устроить кровавую чистку...

Поскольку без одобрения Москвы в стране ничего не делалось, советский посол был ключевой фигурой в Будапеште. От Андропова у руководителей Венгрии не было секретов. Они наперебой пересказыва­ли Андропову содержание заседаний политбюро и правительства, не­формальных разговоров среди правящей элиты. И, пользуясь случаем, старательно капали на своих политических соперников и оппонентов.

Казалось, советскому посольству известно все, что происхо­дило в стране. Но когда в венгерском обществе возникло сильнейшее недовольство правящей верхушкой, ситуация изменилась. С недоволь­ными советские дипломаты не общались. Оппозиция быстро становилась все более влиятельной, и в результате получилось, что сотрудники посольства общались с узким кругом людей, которые придерживались догматической линии, и только на основании полученной от них ин­формации делались выводы, сообщаемые в Москву.

Если читать шифровки Андропова из Будапешта, то создается впечатление, будто единственная проблема Венгрии состояла в том, что горстка каких-то «правых» мешает стране нормально работать. Так что достаточно «разобраться» с ними и добиться единства в по­литбюро. А потом вдруг выясняется, что против власти восстал на­род. Точно так же неясно, почему в шифровках постоянно возникает имя Имре Надя, почему все боятся его возвращения в политику, а он все-таки возвращается.

Посольство было словно парализовано страхом перед возвраще­нием Надя. Только потом становится ясно, что он — самый популярный в стране политик и люди хотят видеть его у власти...

Имре Надь — неординарная фигура. В 1916 году, во время Пер­вой мировой войны, он попал в русский плен, приветствовал Октябрь­скую революцию, присоединился к большевикам. После Гражданской войны его отправили на нелегальную работу в Венгрию. В 1930 году он вернулся в Москву, где прожил пятнадцать лет, работал в Между­народном аграрном институте Коминтерна и в Центральном статистиче­ском управлении СССР,