Леонид Млечин - Юрий Андропов. Последняя надежда режима.

Сказал Петру Андреевичу:

Поедете в МИД к Молотову. При входе вас встретят и про­ведут к министру...

Абрасимов и в кабинете министра стал отказываться от по­сольской работы.

Молотов встал и на повышенных тонах произнес: Единственное, что оправдывает вас, — это неожиданность нашего решения. А вообще вы, оказывается, еще зеленый коммунист, если позволяете себе гово­рить подобное в ЦК и здесь у меня. Подумайте хорошенько, что за пост вам доверяет партия. А завтра с утра вновь явитесь ко мне, здесь будут товарищи, которые вас конкретно проинформируют, а сей­час можете идти...

За ночь Абрасимов свыкся с новым назначением. Утром собрал­ся идти в Министерство иностранных дел. Но ему в гостиницу позво­нил первый помощник Хрущева Григорий Трофимович Шуйский:

— Давайте двигайте к нам, машину за вами я уже послал.

Абрасимову даже не пришлось ждать в приемной первого секре­таря. Его вновь принял Никита Сергеевич. Он пи слова не сказал о Венгрии, а подробно расспрашивал о Белоруссии. Пожелав успехов, Хрущев распрощался.

Удивленный Абрасимов зашел к Шуйскому, которого хорошо знал со времен войны:

— Что случилось? Вчера так наседали на меня с Венгрией, а сегодня Никита Сергеевич даже о ней и не вспоминал.

Шуйский пояснил, что вчера после обеда пришла телеграмма от Ракоши. Хозяин Венгрии просил пока не отзывать Андропова, так как «он в Будапеште очень нужен». Президиум ЦК постановил уважить Ра­коши.

— Так что тебя это дело пусть не волнует, — добавил Шуй­ский.

«В октябре 1956 года, — писал Абрасимов, — в Венгрии нача­лись известные события, и те, кто знал, что в июне не состоялось мое назначение, говорили: «Ты родился в рубашке».

Впрочем, возможно, Петр Андреевич в душе завидовал Андропо­ву, чей путь наверх начался именно в Венгрии...

Духовное брожение в венгерском обществе совпало с массовыми волнениями в Польше. На следующий день после бурной дискуссии в Будапеште в польском городе Познани власти, применив оружие, разо­гнали рабочую демонстрацию (семьдесят три человека погибли). Побы­вавший в те дни в Будапеште руководитель Албании Энвер Ходжа посо­ветовал Ракоши последовать примеру поляков и просто расстрелять контрреволюционеров. Но Ракоши не мог воспользоваться ценным сове­том. В самом венгерском руководстве не было единства. В июле на пленуме ЦК товарищи сняли Ракоши с поста первого секретаря.

12 июля 1956 года на президиуме ЦК Хрущев распорядился от­править в Венгрию члена президиума ЦК Микояна — посмотреть, что происходит. Анастас Иванович ехал неофициально, будто бы для отды­ха на озере Балатон. Сообщение о том, что он находился в стра­не, появилось только после его отъезда.

Анастас Иванович Микоян понял, что Ракоши не спасти. Вер­нувшись в Москву, он предложил поставить во главе партии председа­теля Совета министров Андраша Хетедюша. Но его сочли слишком моло­дым. Выбирать надо было между ветераном венгерской компартии Эрне Гере и Яношем Кадаром.

Секретарь ЦК Гере еще в 1922 году был арестован венгерской полицией и приговорен к пятнадцати годам тюремного заключения. Но через два года советское правительство выручило его из тюрьмы. С 1930 года Гере работал в аппарате Коминтерна, участвовал в гра­жданской войне Испании. В Москве его хорошо знали, и выбор сделали суховатого, без обаянии и совершенно непопулярного даже в партийном аппарате Эрне Гере.

Посол Андропов до последнего поддерживал Ракоши и недоволь­но наблюдал за возвращением в большую политику ранее репрессиро­ванного Яноша Кадара, считая его появление в политбюро «серьезной уступкой правым н демагогическим элементам».

Янош Кадар с 1945 года был членом политбюро Венгерской ком­мунистической партии. Когда компартия слилась с социал-демократи­ческой партией в единую Венгерскую партию трудящихся, его сделали заместителем генерально-ю секретаря. Одновременно Кадар стал мини­стром внутренних дел (до июня 1950 года). Он сначала участвовал в организации политических процессов, а потом сам стал жертвой столь же ложного обвинения. Советские чекисты, работавшие в Венгрии, со­общили в Москву, что «Кадар не заслуживает политического доверия, до 1939 года поддерживал контакт с троцкистами, после ареста в 1944 году якобы бежал из-под ареста».

Москва дала санкцию, и Яноша Кадара приговорили к пожизнен­ному заключению. Он отсидел три года. После смерти Сталина, в 1954 году, его реабилитировали и вернули на партийную работу. Но на нем лежало клеймо недоверия. Советские представители боялись, что оби­да за репрессии приведет Кадара в оппозицию. На том же пленуме ЦК в июле 1956 года, когда Ракоши потерял власть, Кадара ввели в со­став политбюро и секретариата ЦК Венгерской партии трудящихся. Встревоженный Андропов сообщил в Москву, что это «серьезная уступ­ка правым и демагогическим элементам».

«Даже на общем фоне дипломатических донесений из восточно­европейских столиц, — пишет известный специалист по истории Вен­грии Александр Стыкалин, — докладные Андропова иной раз выделялись исключительной жесткостью позиций. Даже самый умеренный реформа­торский курс в «подответственной» ему стране будущий генсек считал чреватым ослаблением контроля со стороны Москвы, а потому крайне нежелательным...»

Посол Андропов продолжал считать, что причина всех проблем — нерешительность венгерского политбюро, его беспринципные уступ­ки. Посольство ставило на тех, кого народ не поддерживал.

7 июня в Будапешт приехал секретарь ЦК по международным делам Михаил Андреевич Суслов. Поговорив с руководителями венгер­ской партии, он разошелся во мнениях с Андроповым относительно Ка­дара и сообщил в Москву: «После длительной беседы с Кадаром я со­мневаюсь, что он отрицательно настроен против СССР. Введение же его в политбюро значительно успокоит часть недовольных, а самого Кадара морально свяжет».

Удивительно, что даже догматик Суслов в ходе венгерских со­бытий оказался не таким твердолобым, как Андропов. Суслов призывал к умеренности, Андропов требовал применить силу. Считается, что именно венгерский опыт пробудил в Андропове страх перед реформами в экономике и либеральными послаблениями в общественной жизни. В реальности Юрий Владимирович всегда был противником реформ.

8 отличие от посольских циников, которые ни во что не ве­рили, венгерская интеллигенция в пятьдесят шестом году пыталась оживить марксизм. Но и коммунисты говорили, что хотят строить не советский, а венгерский социализм. Венгерская интеллигенция искала пути выхода из кризиса. Эти искания вырывались на страницы прессы, вызывая возмущение советских дипломатов. Они глазам своим не вери­ли, читая призывы к свободе слова и требования наказать палачей, хозяйничавших в стране в сталинские времена. Сотрудники посольства и разведчики докладывали о происках реакционно настроенной части интеллигенции и оппортунистических элементов в партии», хотя речь шла об убежденных коммунистах.