Сергей Кургинян - Суть времени. Том 2

«Одна из последних книг Ракитова — „Путь России“.

Корр.: В чем состоит путь, Анатолий Ильич?

Ракитов: Да уж, конечно, не в том, чтобы возрождать великую державу. История не знает примеров возрождения империй. Тем паче в современном мире величие определяется не танками и ракетами. И оно не зависит от площади, не имеет отношения к славной истории страны. Великой является любая страна, если в ней так хорошо живется, что туда хотят приехать жить и работать. Даже если эта страна крохотная».

Так что нужно было — создать великую модернизированную Россию или крохотную страну? О чем в 2005 году (а я настаиваю, что именно в этом году у России начались очень большие, затяжные неприятности в отношениях с Западом, и что в данном случае озвучивается именно это — «даже если эта страна крохотная») шла речь?

О том, что мы сейчас во имя модернизации, превращения страны в правильную начнем ее разрушать. Если целиком не удается, то по частям.

Корреспондент спрашивает Ракитова, не кажется ли ему, что нужна национальная идея.

Ответ Ракитова: «Когда в Америке после великого кризиса к власти пришел Рузвельт, им была сформулирована национальная идея: чтобы у каждой семьи в воскресенье была на обед курица. Примитив! Но это сплотило нацию».

Извините, политику Рузвельта я изучал подробно. Рузвельт начал вовсе не с этого. «…Нечего бояться, кроме самого страха», «величие Америки», американская долина Теннесси, огромные программы индустриальные и постиндустриальные сплотили нацию. «Американская мечта»… «Мы встанем, мы поднимемся, мы исправимся, мы все вместе, общими великими усилиями, отстроим Град на Холме, придадим ему новое технологическое величие, станем главной державой мира»… Этого не было у Рузвельта? Курица — и все? Ну, сказали бы «давай курицу» — сидели бы и ели куриц. В чем дело?

«Из России наконец нужно сделать Родину…»

То есть она ею не была. У Гагарина Россия Родиной не была… У Гастелло Россия Родиной не была…

«Родина — это страна, где жить удобно и приятно. Комфортно! В этом смысле большинство россиян — люди, у которых нет родины. Они люмпены, а у люмпенов нет отечества. Поэтому многие и уезжают отсюда в другие страны… Они уезжают в поисках родины — ни больше ни меньше».

«Особый путь», «душевность», «соборность» — это «попытка пить воду из колодца, в котором нет живой воды. Заметьте: русские мыслители в большинстве своем — и славянофилы, и западники — были богатые люди».

Не понял. Белинский был богатым человеком? Чернышевский?

«Нужно осознать, что всему — и советскому, и дореволюционному — конец. И чем дольше мы будет затягивать агонию, тем хуже».

Вот что началось!

Но у этого начавшегося (я не хочу здесь педалировать негодование, мне хотелось бы разговаривать на другом языке) есть одно уязвимое место. И если мы не ударим точно в эту «десятку», оно и добьет Россию… Есть понятие — «акупунктура». Если вы бьете точно в ту точку, в которую нужно, эффект от вашего удара может быть увеличен во сто крат. И тогда, даже если вы слабы, вы наносите достаточное повреждение противнику. Но если вы бьете рядом с этой точкой, противнику наплевать. Булавочный укол должен быть уколом в точку акупунктуры.

Где теоретически эта точка акупунктуры? Где главная точка всей этой системы?

Это, конечно, вопрос о том, в чем разница между Модерном и развитием.

Является ли Модерн только одним из вариантов развития? Или есть тождество между Модерном и развитием?

Является ли Модерн магистральным путем человечества, по которому надо триумфально идти, ломая все преграды, в том числе культурную матрицу и т. п.? Или это один из вариантов развития, который захлебывается и по отношению к которому у России есть гениальное «ноу-хау», есть русский и советский клад (опыт ДРУГОГО развития), содержащий в себе жемчужины? Но именно русских хотят отделить с помощью десталинизации и дерусификации (потому что речь-то идет об этом!) от тех кладов, которые у них есть. Им не дают возможности соединиться с этими кладами и обрести себя.

И здесь возникает, может быть, самый серьезный из всех возможных разговоров — разговор о целях деятельности. И одновременно о философии.

Мы жили в стране, вменяемо организованной — например, в социальном смысле. Профессора получали 700 рублей. Квалифицированные рабочие — 200–300–400. Неквалифицированные — 150. Была правильная социальная дифференциация общества. И было какое-то стремление двигать это общество вверх, а не вниз.

Мы жили в этом обществе очень по-разному.

Была небольшая группа людей — может быть, порядка миллиона человек, а может, чуть меньше, — к которой я принадлежал. И эта группа… …ну, скажем… не любила фильм «Офицеры». Я вот сейчас пересмотрел этот фильм. Ничего, нормальный фильм. По крайней мере, к нравственности призывает, к служению Отечеству. Но в то время эта группа не любила его. Она любила другое. Например, «Иваново детство» Тарковского. Считала фильм Тарковского более глубоким, талантливым.

А другая группа любила фильм «Офицеры».

А еще в обществе была группа, которая не любила фильм «Офицеры» и вообще ничего не любила. И ставила на полки «книги», в которых были одни корешки, чтобы показать, что она тоже «о-го-го какая продвинутая».

Еще была группа, которая просто воровала. И так далее.

Затем вдруг оказалось, что из того миллиона людей, которые любили Тарковского, думали о постиндустриальном обществе и так далее, значительная часть просто испарилась (может быть, перешла в бизнес). Другая часть заорала про «модернизацию любой ценой». Третья часть честно заявила, что она ненавидит Россию. Осталась небольшая четвертая часть.

А из группы, где любили фильм «Офицеры», одна часть высыпалась в те группы, где смотрят порнофильмы и все остальное, а другая сохранилась.

Теперь возникает вопрос, как быть дальше? Как соединить малую группу любителей Тарковского с той довольно большой группой, в которой были и остаются любители фильма «Офицеры»?

Хочу задать один вопрос. Я посмотрел фильм «Офицеры» перед тем, как начать этот разговор. Это хороший добротный фильм среднего уровня. Не в этом дело. Он культовый. Там есть ключевая фраза, которую те, кто любит этот фильм, произносят с придыханием и с действительными слезами на глазах: «Есть такая профессия — Родину защищать!»

Так защитили? Ответьте мне и себе: защитили? В 1941 году защитили. А в 1991-м защитили? Да или нет? Защитили или не защитили?

А почему не защитили? Потому что начались другие формы состязания! Подлые, сложные. И если та большая группа, которая негодует по поводу результатов этих подлых и сложных форм десоветизации, десталинизации, плавно перетекающих в декультурацию, в дерусификацию и во все прочее, сама не задумается над всем этим и не ответит на вопрос, чему же ей сейчас надо научиться, чтобы уже не защищать, а восстанавливать Родину… Если она останется «при своих», при том уровне сложности, к которому она привыкла, при той проблематике, которая для нее является естественной, — то мы Родину не спасем.